Удушье

— В этот четверг у моей мамы выдался свободный день, она хочет сварить для меня мой любимый куриный суп. Может, пойдем в парк на следующей неделе?

Вэнь Сяосинь, глядя в землю, промычала:

— Угу.

— Извини.

Она подняла голову:

— Ничего. Ты... хорошо проведи время с мамой. Это здорово.

Ли Цзыжун не поняла:

— А?

— Ничего. Тогда на следующей неделе.

Ли Цзыжун, бросив на нее взгляд, начала говорить о чем-то другом. Но Вэнь Сяосинь почти не слушала — слова подруги вызвали в ней неприятные мысли.

Мамы других готовят все, что захотят их дети, а ее мать словно специально старалась вывести ее из себя. Стоило ей что-нибудь съесть, как мать тут же начинала говорить, что она растолстела, как свинья, хотя Вэнь Сяосинь весила всего около сорока пяти килограммов.

Конечно, она завидовала — Вэнь Сяосинь тоже хотела такую маму.

— Не витай в облаках, слушай урок.

Вэнь Сяосинь очнулась, посмотрела на одноклассника, который сделал ей замечание, потом перевела взгляд на доску, но через несколько минут ее мысли снова начали блуждать.

Жарко-то как, почему вентилятор не включают? Кажется, по «Утан Наньцзи» вышел новый мерч. Эх, так хочется купить. Эта манга скоро все мои деньги высосет. Хотя у меня сейчас и так почти нет денег. Блин, опять придется брать заказы. Кажется, я забуду. Может, записать в дневник?.. Нет, не буду.

Меня же только что попросили не отвлекаться. Ну и ладно, на уроке литературы можно и не слушать. У Лао Чжоу такая лысина, еще и блестит. В таком возрасте преподает... Я... Что?!

Учитель повернулся и пристально посмотрел на Вэнь Сяосинь. Она вздрогнула, не в силах отвести от него взгляд.

Эти черные глаза были как безжизненная стоячая вода, в которой можно только утонуть в отчаянном молчании.

Вэнь Сяосинь узнала эти глаза — они принадлежали холодной и безумной женщине, ее родной матери.

Но через секунду лицо учителя снова стало нормальным.

Вэнь Сяосинь все еще дрожала, ей на мгновение показалось, что ей померещилось.

Но ведь они совсем не похожи.

.

— Звонок, пошли обедать.

Вэнь Сяосинь встала:

— Ага, пошли.

— Я хочу на днях купить новую сим-карту. Кажется, я становлюсь все более рассеянной, да и память у меня плохая, — сказала Ли Цзыжун. — Раньше я записывала все в дневник, чтобы не забыть, а потом его потеряла... Слушай, а ты еще пишешь дневник?

— Давно нет.

— Нет времени? Ну... да, ты ведь всегда занята, неудивительно, что нет времени писать. Ого, как зарифмовалось!

«Дурочка», — подумала про себя Вэнь Сяосинь.

На самом деле, дело было не во времени. Однажды она заметила, что мать читает ее дневник, и у них из-за этого произошел конфликт.

Вэнь Сяосинь ненавидела, когда кто-то вторгался в ее личную жизнь.

Особенно ее родители.

— Мы тебя кормим, одеваем, все, что хочешь, покупаем. А?! А ты все равно нами недовольна, как с врагами обращаешься, вечно в своем дневнике нас ругаешь. Мы тебе что, должны?!

— Так ты считаешь, что правильно сделала, прочитав мой дневник?

— А ты считаешь, что правильно себя ведешь с родителями? Думаешь, раз выросла, то можешь делать все, что вздумается? Нам, что ли, тебя не контролировать? Посмотри на себя! Вот дочь дяди Вана какая послушная, ее вообще не нужно контролировать, а ты! Думаешь, нам нравится тебя ругать? Мы же все это из любви к тебе, для твоего же блага! Если бы не любили, давно бы бросили. Почему ты не понимаешь родительской заботы? Ты меня просто убиваешь.

— Ты о чем вообще?! — Вэнь Сяосинь чуть с ума не сошла. — Это... это разные вещи! Я говорю о том, что ты вторглась в мою личную жизнь, а ты мне про какую-то заботу. Мы вообще о разных вещах говорим, понимаешь? И я не понимаю, чем ты себя тешишь.

Лицо матери исказила гримаса.

— Я... я себя тешу?! Так я еще и не права?! Хм... ты говоришь, что не понимаешь, чем я себя тешу, а я не понимаю, зачем я вообще тебя родила. Ну хорошо, если ты так хочешь... ты... ты...

Она все больше распалялась и в конце концов, как обычно, дала Вэнь Сяосинь пощечину.

— Неблагодарная, — ее голос дрожал от гнева. — Мы зря тебя растили.

У Вэнь Сяосинь не было сил говорить. Она просто лежала на полу, думая, что лучше бы ей умереть.

На следующий день Вэнь Сяосинь принесла все свои дневники в укромное место во дворе. Щелкнула зажигалка, и она смотрела, как огонь охватил бумагу, постепенно пожирая тетради.

Когда огонь погас, на земле осталась только горстка пепла.

Глядя на пепел, Вэнь Сяосинь чувствовала, что сожгла не просто тетради, а саму себя.

С того дня она больше не вела дневник.

.

В ту субботу, когда она вернулась домой, там была только мать.

Вэнь Сяосинь только вошла, как мать начала ни с того ни с сего на нее кричать.

Она догадалась, что мать снова сорвалась — хотя большую часть своей жизни та и так находилась в не совсем нормальном состоянии.

Вэнь Сяосинь сделала вид, что не замечает ее, и хотела пойти в свою комнату, но мать схватила ее за руку.

— С меня хватит! Ты ничем не лучше своего никчемного отца! Это все из-за вас, из-за вас, бесполезных ничтожеств, моя жизнь разрушена!

Эта сумасшедшая, сжимая ее волосы, с каждым словом усиливала хватку.

— Ты... ты чего?! — закричала Вэнь Сяосинь.

— Бессердечные! Вы что, совсем меня за человека не считаете?! Точно, я же не из вашей «семьи Вэнь»! Чтоб вы сдохли! Да чтоб вы все сдохли!!

Ее голос становился все пронзительнее, и в конце концов она перешла на крик.

Одной рукой она трясла Вэнь Сяосинь за волосы, а другой била ее по лицу.

Вэнь Сяосинь боялась, что мать изуродует ей лицо.

— А-а-а-а-а! Чтоб вы все сдохли! Сдохли! А-а-а-а!

Вэнь Сяосинь вздрогнула от ее крика и тоже закричала:

— У тебя что, правда, с головой проблемы?! Я только пришла, а ты уже на меня орешь! А сама как мать себя ведешь?! Ты говоришь, что мы разрушили твою жизнь, а ты не думала, что мы вообще не хотели появляться в твоей жизни?! Я тебя ненавижу! Ненавижу вас всех! А-а-а-а!

— Вы, сволочи! Как вы вообще можете быть родителями?! Вы меня за кого держите?! Я живой человек, а не ваша груша для битья!

— Вы все время твердите, что любите меня, что все делаете для моего блага. И что в итоге? Вы отрицаете меня, ломаете меня, безжалостно уничтожаете! Это ваша любовь?!

Мать перестала тянуть ее за волосы, какое-то время смотрела на нее, а потом толкнула в сторону комнаты.

— Убирайся! Вон отсюда! А-а-а-а-а-а-а!

Вэнь Сяосинь, не глядя на нее, пошла в свою комнату и заперла дверь.

В гостиной наконец-то стало тихо.

.

Посреди ночи Вэнь Сяосинь несколько раз просыпалась от кошмаров.

Открыв глаза, в лунном свете из окна она увидела у кровати фигуру с ножом в руке. На лице фигуры не было никаких эмоций.

— А-а-а!!!

Вэнь Сяосинь вскочила с кровати и с криком бросилась бежать.

«Призрак» гнался за ней. Она хотела посмотреть, насколько близко он подобрался.

Оглянувшись, она увидела, что фигура находится в шести метрах от нее, а на ее лице появилось выражение…

Вэнь Сяосинь не заметила, что рука фигуры была пуста, и снова закричала, ускоряя шаг.

— Куда ты, черт возьми, бежишь посреди ночи?! — ругалась сзади сумасшедшая. — Паршивка, покоя от тебя нет!

Вэнь Сяосинь побежала еще быстрее.

Но в следующую секунду, потеряв равновесие, она оступилась на лестничной площадке и тяжело покатилась вниз по ступеням.

«Да чтоб тебя, теперь я точно умру», — промелькнуло у нее в голове, прежде чем она потеряла сознание.

.

Когда Вэнь Сяосинь очнулась, она лежала на чьей-то кровати. Рядом стояла хозяйка кровати — та самая вездесущая женщина.

Вэнь Сяосинь инстинктивно хотела отстраниться, но обнаружила, что ее руки и ноги крепко связаны. Она не могла пошевелиться.

Ее охватило отчаяние, бессилие не давало ей говорить. Она молча смотрела, как женщина взяла подушку и приблизилась к ней.

Вэнь Сяосинь закрыла глаза, подушка опустилась на ее лицо...