О доме (Часть 2)

Таких искренних, как солнце, вещей, как любовь и уважение, в этом мрачном, так называемом «доме» почти нет. Здесь есть только абсолютное подчинение и послушание.

Дом не приносил мне ничего, кроме душевного гнёта.

Долгое время меня преследовало чувство недостойности и сильное чувство вины. Мне казалось, что я не заслуживаю ничего, что я словно крыса в сточной канаве, осмеливающаяся изливать свои подавленные эмоции только в тёмных, невидимых углах.

Я жила как ходячий мертвец, не видя ни света, ни будущего.

Мне даже казалось, что нет разницы между жизнью и смертью; смерть для меня была чем-то редким и обыденным одновременно.

В то время я даже пошла по определённому экстремальному пути. Лучшим способом почувствовать, что я ещё по-настоящему жива, была боль. Обычно я щипала себя за бёдра пальцами. Со временем я почувствовала, что этот эффект слишком слабый, он уже не мог удовлетворить мои потребности. Только более сильное раздражение могло заполнить страх из глубины души.

Под влиянием этого желания я взяла фруктовый нож и с достаточной силой провела им по запястью. Рана была неглубокой, и капельки крови постоянно выступали по следу пореза. Я, которая всегда вздрагивала при виде крови, в тот момент почувствовала облегчение. Это облегчение было приятным, оно было более прямым и эффективным, чем любое словесное излияние. Слова для меня были в основном неловкими, и чем больше я анализировала, тем сильнее страдала душа, увязая в трясине боли.

А физическая боль, наоборот, была самым прямым и полезным выходом, она не била прямо в душу и даже отвлекала внимание.

Чем дольше это продолжалось, тем глубже становилась зависимость от этой боли, если не находилось других способов разрядки.

Иногда мне казалось, что я сошла с ума, но я не могла остановить это эмоциональное замыкание и душевное истощение. Мне приходилось использовать некий примитивный и дикий способ, чтобы отвлечься, только так я могла хоть немного вырваться из водоворота душевных мучений.

Около года я находилась в таком безумном состоянии.

Это состояние обычно не проявлялось на людях, только глубокой ночью, когда я была одна.

Конечно, была и более важная причина: я не хотела, чтобы другие заметили мою странность и смотрели на меня с осуждением.

Постепенно я осознала, что не могу больше жить, мучая себя таким образом. Результатом такого пути будет двойное страдание — и телесное, и душевное.

Сейчас на тыльной стороне моей левой руки, между большим и указательным пальцами, есть чёрное пятно. Это след, оставшийся после моего последнего приступа безумия.

Тогда, не в силах больше терпеть душевные мучения, я схватила чёрную ручку и с силой воткнула её. Небольшое количество чёрных чернил, смешанных с кровью, выступило наружу. После заживления раны часть чернил осталась внутри, став вечным знаком. Но я ничуть не жалею об этом, я почувствовала облегчение, которое было полезнее, чем любое предыдущее.

Хотя сейчас я в значительной степени выбралась из того состояния, тогда я была беспомощна. Если бы я могла, я бы просто обняла себя ту, прежнюю, потому что никто никогда не обнимал меня в то время.

После этого, даже если у меня возникал сильный порыв, глядя на это чёрное пятно, я постепенно успокаивалась и почти перестала использовать физическую боль для облегчения душевных мучений.

Я знала, что такой способ отвлечения внимания лишь временный и никогда не приведёт к настоящему освобождению.

С самого начала я никогда не обращалась за помощью к родителям. Я глубоко чувствовала, что ждать спасения от тех, кто изначально причинил боль, — это несбыточная мечта. Если бы они действительно хотели, чтобы мне было хорошо, они бы не разыгрывали снова и снова эти надоевшие сцены. И тем более не стали бы заставлять тех, кто связан с ними кровью, чувствовать то же самое, что чувствовали они, потому что им самим было тяжело и они не смирились с этим.

Дом — я никогда не чувствовала в нём того значения, которое ему приписывают в книгах. Это просто бездна, несущая мои бесчисленные страдания. Единственный способ обрести счастье и покой — это уйти отсюда. Приближаться к этому месту равносильно приближению к боли, уходить отсюда равносильно обретению счастья.

В школьные годы больше всего я ненавидела писать сочинения о доме и родных. Как можно написать трогательный текст, если никогда не чувствовал тепла? Это было лишь тайное подсматривание за чужим счастьем, чтобы позаимствовать его, а затем просто халтура.

Когда-то я думала, что действительно не могу контролировать свои эмоции. Позже я поняла, что дело не в том, что я могу контролировать свои эмоции, а в том, что в определённом месте включается мой защитный механизм. Стоит покинуть это место, и всё налаживается.

Дом — это знакомое и одновременно чужое слово, но он определённо не моё убежище.

Фундамент этого так называемого убежища непрочен. Небольшой ветер и дождь могут нанести ему разрушительный удар. К тому же внутренние «командиры» не могут принять чёткого решения, и в любой момент может возникнуть ещё большая опасность. Вместо того чтобы искать здесь и без того ненадёжное убежище, лучше закалить себя. Только система защиты, построенная тобой самим, может дать тебе желаемое чувство безопасности.