Глава 8 (исправленная)

Пока У Юй радостно вела главную жену собирать цветы персика, Иньчжэнь с другой стороны рано утром отправился на дворцовый приём.

Однако, едва войдя во дворец, он узнал, что Канси заболел, и поэтому сегодняшний приём отменили.

Иньчжэнь всегда приходил рано. Когда он прибыл, ещё не рассвело, на дорогах почти никого не было, и окутанный полумраком императорский дворец был тих, словно город-призрак.

Иньчжэнь давно к этому привык.

Однако, какой же сын, узнав о болезни отца, не пойдёт его проведать?

Поэтому Иньчжэнь отправился в Цяньцингун просить аудиенции.

Лян Цзюгун, давно служивший при Канси, естественно, знал, что, как только такое случится, непременно явятся принцы и наложницы ухаживать за больным, поэтому он заранее ждал у входа в зал.

Однако он, конечно, знал, кого можно впустить, а кого нет.

Когда Лян Цзюгун ввёл Иньчжэня, он тихо сказал ему:

— Четвёртый принц, вчера Его Величество после приёма, найдя свободное время, отправился в императорский кабинет и увидел, как учатся юные принцы. Вспомнив, каким был наследный принц в юности, он направился в Юйцингун.

— Однако наследный принц, увидев Его Величество, тут же стал просить за преступника Соэту.

— Его Величество тогда ничего не сказал, но, вернувшись, не спал всю ночь, а утром…

Лян Цзюгун на этом умолк. Иньчжэнь слегка кивнул:

— Я понял. Благодарю вас за напоминание.

— Сын приветствует императорского отца.

— Это Старина Четвёртый.

Однако, когда Лян Цзюгун ввёл Иньчжэня, в голосе Канси прозвучала едва заметная нотка разочарования, которая всё же уколола сердце Иньчжэня.

Он, естественно, знал, почему императорский отец разочарован: потому что первым навестить его пришёл не Второй брат.

Но он не понимал, почему из всех сыновей императорский отец так выделяет Второго брата. Разве они все не дети императорского отца?

После возвращения из южного путешествия между императорским отцом и Вторым братом витала какая-то труднообъяснимая атмосфера.

Причиной тому было то, что императорский отец, вернувшись из южного путешествия, немедленно заключил под стражу Соэту.

Соэту был из семьи матери наследного принца, его опорой. Императорский отец ранее позволил Соэту укрепить своё влияние при дворе, так что Соэту теперь обладал огромной властью, подобно гигантскому дереву с разветвлёнными корнями.

Но в такой критический момент императорский отец решительно выкорчевал это гигантское дерево, нисколько не заботясь о наследном принце, который на него опирался.

Иньчжэнь иногда завидовал наследному принцу, а иногда радовался, что он не наследный принц.

Но сейчас было не время для таких мыслей. Иньчжэнь почтительно справился о здоровье. Канси, лежавший на кровати с опущенными веками, посмотрел на Иньчжэня сквозь полог:

— Ты внимателен. Раз уж ты видел, со Мной всё в порядке, можешь возвращаться.

— Это… императорский отец, что с вами сегодня? Почему вы всё время скрыты пологом кровати?

Иньчжэнь с удивлением посмотрел на плотно задёрнутую марлевую занавеску у кровати.

Канси на мгновение замолчал, его голос оставался спокойным, как гладь колодца:

— Ничего страшного, через пару дней Мне станет лучше.

Отец может не любить сына, но сын не может не заботиться об отце, особенно такой, как Иньчжэнь — холодный снаружи, но горячий внутри, который иногда, столкнувшись с проблемой, мог упрямо зацикливаться на мелочах.

— Это… сын должен увидеть собственными глазами, чтобы успокоиться. Иначе, если я сегодня так вернусь в резиденцию, боюсь, кусок в горло не полезет.

Канси странно замолчал, затем бледная, изящная рука поднялась с кровати, и он слегка приподнял уголок полога:

— Увидел? Теперь можешь успокоиться.

Иньчжэнь поднял глаза: !!!

Затем Иньчжэнь откашлялся:

— Кхм, императорский отец, вы случайно не переели вчера острой пищи?

— Нет.

— Тогда…

Канси, с волдырём на губе, несколько рассердился от смущения:

— Я ничего не делал, просто ночью не мог уснуть, вот и получил внутренний жар! Ты видел, успокоился, так что уходи! Да, и скажи своим братьям, старшим и младшим, чтобы не беспокоили Меня во время лечения!

Канси ценил и любил наследного принца, но он был императором, его сердце было огромно, как всё поднебесье, и в нём большую часть занимали различные сложные государственные дела.

Вчера, вернувшись от наследного принца рассерженным, Канси сначала не мог уснуть от гнева, а потом его стали беспокоить мысли о грядущем летнем паводке.

Вот так бывает с людьми, особенно в возрасте: если в голове слишком много мыслей, разве уснёшь?

Но Канси раньше всегда соблюдал режим, и внезапная бессонная ночь привела к тому, что у него появился внутренний жар!

— Приказ императорского отца сын, естественно, исполнит беспрекословно, но… думаю, даже если самый искусный лекарь из Императорской медицинской академии пропишет лекарство, императорскому отцу потребуется более трёх дней, чтобы поправиться. А государственные дела многочисленны и неотложны, как можно их откладывать?

Иньчжэнь говорил медленно. Канси опустил полог и спросил его сквозь занавеску:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что у тебя есть хорошее средство?

— Сын вчера получил одну хорошую вещь, которая чудодейственно помогает от волдырей и прыщей на лице, полностью излечивая их максимум за полдня. Кстати говоря, это благодаря милости императорского отца, именно та наложница, которую императорский отец пожаловал сыну на днях, её и приготовила.

— О? Вот как? Не ожидал, что у сановника У такая хорошая дочь! Раз так, скорее неси эту вещь Мне.

Иньчжэнь согласился и тут же велел Су Пэйшэну сходить в резиденцию за лекарством.

После ухода Су Пэйшэна отец и сын погрузились в молчание.

Иньчжэнь был неразговорчив, а Канси чувствовал себя неловко.

Причина, по которой он позволил Иньчжэню войти, заключалась в том, что Канси знал: этот его сын не станет болтать попусту за пределами дворца.

И вот, пока они молчали, Канси вдруг что-то вспомнил:

— Постой, ты сказал, что получил эту вещь вчера, а только что спросил Меня, не переел ли Я острой пищи. Уж не ты ли сам вчера пожадничал и оказался в таком же положении, как Я?

Иньчжэнь: …

Иньчжэнь сказал с ноткой безысходности в голосе:

— Императорский отец, видеть насквозь, но не разоблачать.

Канси разразился громким смехом из-за полога.

Но именно этот громкий смех привёл к тому, что не слишком серьёзный волдырь на губе Канси лопнул, губа треснула, и он от боли невольно втянул воздух.

…

Тем временем главная жена, в конце концов, поддалась уговорам У Юй и вместе с ней собственноручно собрала немало цветов персика.

Но главная жена всё же была слаба здоровьем и, собрав немного, устала так, что больше не могла.

Однако, хотя у главной жены не было сил, приведённые ею служанки и евнухи быстро собрали достаточное количество цветов персика для У Юй.

Именно в этот момент главная жена услышала от своих подчинённых, что Су Пэйшэн по какой-то причине вернулся. Подумав, что случилось что-то важное, она с сожалением попрощалась с У Юй:

— Сестрица У, думаю, этих цветов персика вполне достаточно. Я буду ждать румяна от сестрицы У.

Главная жена сказала это с ободряющей интонацией.

Проводив главную жену, У Юй с двумя большими мешками собранных цветов персика вернулась в свой Западный персиковый двор, готовая приступить к изготовлению румян.

Если говорить о румянах, то это была ещё одна половина, на которой держалась косметика древних женщин.

Будь то лёгкое нанесение на щёки для придания свежести лицу или соблазнительные огненно-красные губы, румяна играли очень важную роль.

В конце концов, цветовая палитра косметики древних женщин была не так богата, как у современных.

Конечно, в древности цветные косметические средства — синие, жёлтые, фиолетовые, зелёные — считались нетрадиционными.

Даже У Юй собирала румяна, ориентируясь лишь на различные оттенки красного. На этот раз лепестки персика были нежно-розового, телесного цвета. Она подумала, что если их хорошо приготовить, то они должны стать самыми естественными из всей её коллекции.