Глава 2

Фань Инь и Сы Цинъянь прогуливались по старому городу. Дойдя до моста, Фань Инь засмотрелась на плавно текущую воду, словно задумавшись.

— Инь, тебе это место ничего не напоминает?

На самом деле Сы Цинъянь знала Фань Инь уже давно.

— Помнишь тот день четыре года назад в Тунли?

Это был первый день, когда Сы Цинъянь приехала в Сучжоу, чтобы открыть свою лавку. Она расстелила у моста покрывало и разложила на нем вышитые веера. Мимо проходило много людей, но никто не останавливался.

Ближе к вечеру, когда Сы Цинъянь уже собиралась уходить, один из вееров упал в реку. Она потянулась за ним и чуть не свалилась в воду.

В этот момент Фань Инь протянула ей руку.

И купила упавший в воду веер.

— Ты дала мне платок, чтобы я вытерла одежду. На нем было вышито твое имя.

Вечерний ветер был холодным, но поступок Фань Инь согрел Сы Цинъянь. Это тепло она хранила в своем сердце до сих пор.

— Я помню. Я знала, что это ты. С первой встречи я знала.

Тот самый веер Фань Инь хранила у себя дома в прихожей, все это время вспоминая девушку, которая его продала.

— Я так долго думала о тебе, и вот наконец-то мы снова встретились.

— И я в тебя влюбилась.

Эти слова они произнесли почти одновременно.

Две одинокие души нашли друг друга, словно сели в одну лодку, освещенную теплыми лучами солнца.

Ее песни были лучшими в городе, а ципао, которые она шила, — уникальными. И шила она их только для нее одной.

Фань Инь подошла ближе и прижалась к Сы Цинъянь.

— Не знаю почему, но мне кажется, что сама наша встреча — это уже огромное счастье.

Печенье «Бабочка», ципао, нефритовый браслет и бесконечная забота Сы Цинъянь — все это по крупицам исцеляло израненное сердце Фань Инь.

— Инь, если бы это было возможно, я бы любила тебя вечно.

С того вечера Фань Инь знала, что любима.

Они ели вместе, Фань Инь помогала Сы Цинъянь шить, вместе они готовили печенье и пирожные из маша.

Нефритовый браслет на руке Фань Инь сиял все ярче. Во время одного из выступлений с «Циньхуайской панорамой» какая-то женщина выбежала на сцену, сорвала с головы Фань Инь заколку дяньцуй и, схватив ее за волосы, стащила со сцены.

— Что ты себе позволяешь?! Почему ты не даешь денег своему брату? Ему не нужны деньги на машину и квартиру? Ты хоть представляешь, как ему тяжело одному?

На глазах у всех, рядом со сценой, которую она так любила, Фань Инь стояла униженная.

Собственная мать называла ее неблагодарной.

— Мама, прошу тебя, уйдем отсюда. Нам выпало счастье быть матерью и дочерью, и этого достаточно. Я дам тебе денег, в последний раз. После этого мы больше не будем семьей.

Женщина, поняв, что больше не сможет получать от дочери деньги, показала свое истинное лицо.

— Посмотри на себя! Что это за одежда?!

Ее язвительные слова больно ранили Фань Инь.

— Ты посмотри на это ципао! Чем ты отличаешься от продажных женщин? Ты позоришь нашу семью! Чтоб тебе пусто было!

Слезы текли по щекам Фань Инь. Она погладила расшитое золотом ципао, которое сшила для нее Сы Цинъянь.

Все, что делала для нее любимая, в глазах матери было грязью и позором.

Женщина забрала с пола заколку и ушла. В театре осталась только Фань Инь, сидевшая на полу у сцены с растрепанными волосами.

Надежда, которую так бережно взрастила в ней Сы Цинъянь, в одночасье погасла.

Фань Инь посмотрела на разбитую пипу с оборванными струнами. Она сама была сейчас как этот инструмент.

Фань Инь выдернула одну из струн.

Сы Цинъянь долго стучала в дверь дома Фань Инь, но та не открывала. Тогда Сы Цинъянь разбила замок камнем, и дверь со скрипом отворилась. Она подошла к сцене и подняла голову. Яркий свет прожектора ослепил ее, в голове вспыхнула острая боль, ноги подкосились, и она упала на сцену.

Ей показалось, что она попала в туннель времени. Вокруг были знакомые места. Она как будто со стороны наблюдала за тем, как они с Фань Инь гуляют, держась за руки, у озера. Внезапно все исчезло, вокруг стало темно.

Сы Цинъянь медленно открыла глаза и увидела перед собой… свое лицо. Сы Цинъянь смотрела на Сы Цинъянь, лежащую на больничной койке.

— Инь, ты очнулась! Ты меня так напугала!

Сы Цинъянь отстранила ее и бросилась к зеркалу в ванной. Но в отражении было лицо Фань Инь.

Она прикоснулась к своему лицу. Где же тело Сы Цинъянь? Неужели оно исчезло?

— Инь, ты сможешь выступить на следующей неделе? Как твое самочувствие?

— Я… не знаю…

— Конечно, сможешь! Столько людей ждут твоего выступления. Нельзя их разочаровывать.

Выписавшись из больницы, Сы Цинъянь вернулась домой, в квартиру Фань Инь. Обстановка была прежней. Юань-Юань, как и прежде, потерся о ее ноги.

Все было таким знакомым. Казалось, она все еще чувствовала присутствие Фань Инь, видела ее сидящей на балконе с пипой в руках.

В спальне на подоконнике лежал лист бумаги — письмо Фань Инь, последнее послание, которое она оставила этому миру.

На проигрывателе лежала пластинка. Сы Цинъянь включила его, и комната наполнилась голосом Фань Инь. Она пела «Медленные ритмы».

В конце песни Фань Инь произнесла:

— Сы Цинъянь, я люблю тебя. Но я не успела сказать тебе это. Если меня не станет, пожалуйста, береги себя.

Ее нежный голос с сучжоуским акцентом разрушил последние иллюзии Сы Цинъянь.

Перед глазами снова и снова вставала картина трагической гибели Фань Инь. Как бы тяжело ни было это принимать, но это была правда.

В тот день Сы Цинъянь хотела принести Фань Инь пирожные с османтусом, но, войдя в театр, увидела ее лежащей в луже крови.

Фань Инь не дышала.

Она была вся в крови.

Сы Цинъянь смотрела на лицо Фань Инь.

— Ты всегда была такой чистюлей. Посмотри, как кровь испачкала твое лицо. Давай я тебя вытру.

Она взяла платок и бережно стерла засохшую кровь. Потом взяла Фань Инь за руку. Ее теплые ладони обхватили холодные пальцы. Сы Цинъянь не могла поверить, что Фань Инь мертва.

Под светом софитов Сы Цинъянь сидела на сцене, обнимая бездыханное тело Фань Инь. Она крепко прижимала ее к себе, целовала, зная, что они больше никогда не будут вместе.

Рядом с ними лежали осколки нефритового браслета.

— Инь, говорят, разбитый браслет принимает удар судьбы на себя. Но почему он разбился рядом с тобой, а ты все равно ушла?

Сы Цинъянь собрала осколки, пытаясь сложить их вместе, словно хотела вернуть к жизни Фань Инь.

— Инь, ты ведь умерла, правда?

Но почему тогда Сы Цинъянь оказалась в теле Фань Инь? Куда делась настоящая Сы Цинъянь?

Ее охватили страх и смятение. Она ясно видела тело Фань Инь. Фань Инь умерла на любимой сцене. Сы Цинъянь сжимала ее холодные руки.

Она смотрела в зеркало на любимое, такое знакомое лицо, которое вдруг стало чужим, искаженным.

Сы Цинъянь со всей силы ударила стеклянной бутылкой по зеркалу. Осколки разлетелись вдребезги. Разбитое зеркало отражало ее искаженное лицо.

Утреннее солнце светило Сы Цинъянь в лицо. Свет был таким ярким, что обжигал кожу.

Теперь, с лицом Фань Инь, она должна была делать то, что делала бы Фань Инь.

Но она не могла смотреть в зеркало. Она не могла смотреть на лицо Фань Инь.

Фань Инь действительно умерла. Не только ее тело, но и душа. Ее больше не было в этом мире. Сы Цинъянь обнимала ее холодное тело, не желая отпускать, словно хотела слиться с ней воедино.

Боль разрывала ее сердце. Человек, которого она так любила, погиб такой ужасной смертью.

Когда в театр приехала полиция, двор был пуст. Только на сцене две женщины крепко обнимали друг друга.

Сы Цинъянь не смогла пережить смерть Фань Инь. Она сошла с ума. Ее мир превратился в иллюзию. Ее выступления — иллюзия. Все, что она делала, — иллюзия.

Даже ее лицо, ставшее лицом Фань Инь, было лишь плодом ее безумия, следствием невыносимой тоски. Она сидела в квартире Фань Инь, молча глядя по сторонам. Все здесь напоминало о ней.