Крах

Крах

04/

Вскоре после начала занятий произошло то самое первое сильное сопротивление «меня» в тот год.

Это также была рана в моём сердце, которая долго не заживала.

Теперь мне предстояло столкнуться с ней вместе с ней.

Событие наступило быстро. Необоснованная изоляция и несправедливое отношение стали фитилём, а удар обидчицы прямо в правый глаз стал взрывателем.

Я видела, как она, точно так же, как я тогда, пошла к Матери. Она снова и снова повторяла Матери:

— Ну почему ты не можешь хотя бы позвонить учителю и поговорить?

— Мама, неужели так сложно позвонить учителю и родителям той девочки? Я же твоя родная дочь!

Мать долго слушала её, а затем открыла свой благородный рот:

— Нет нужды, Ду Сяннин. Ты же знаешь, что родители Ван Янь в разводе, она живёт с бабушкой и дедушкой, у неё довольно тяжёлая жизнь. Нет смысла доводить дело до крайности, будь великодушнее, пусть всё останется как есть.

Она видела, как рот Матери открывался и закрывался, но произносимые слова были самыми неприятными на свете в тот момент.

Она не понимала, почему Мать говорит ей такое. В её представлении Мать должна была стоять за её спиной, не требуя слепой любви, но хотя бы восстанавливая справедливость, а не заставляя её терпеть.

Я видела её неверие, я видела её истерику. Это было так смешно.

— Мама, я твоя дочь! Она специально ударила меня по глазу! А если я из-за этого ослепну? А если стану инвалидом? Ты вообще думала обо мне?

— Ей тяжело?! А мне-то что до этого? Это я развела её родителей? Это я виновата, что ей приходится жить с бабушкой и дедушкой? Меня так долго обижают, а ты говоришь мне быть великодушной?! Ты вообще моя мама?

Но Мать не отвечала. Я тоже металась между болезнью и безумием, и у меня больше не было хорошего настроения, чтобы смотреть на мир. Никто не мог спасти её в тот день.

Так до самого Чжункао молчание стало её основным состоянием.

На самом деле, дни в третьем классе средней школы пролетели ещё быстрее. Казалось, ещё вчера она была в истерике, а сегодня уже сдавала экзамен по английскому.

Её третий год средней школы вот-вот должен был закончиться.

Меня почему-то не пустили на территорию экзаменационного центра, и я сидела под деревом, грызя ногти, ожидая, когда она выйдет.

В полдень солнце пекло так, что у меня без всякой причины стало тревожно на душе.

Я увидела, как она, словно освободившаяся птичка, радостно бежит ко мне.

Я обняла её и тихо сказала:

— Поздравляю! Теперь тебя ждут расслабленные каникулы!

Она посмотрела на меня и непонятно сказала:

— Взаимно. Скоро у тебя не будет сожалений.

Я в полном недоумении смотрела на неё. Я понимала каждое слово, которое она произнесла, но вместе они не имели для меня смысла.

Но я всё равно улыбнулась и сказала:

— Ты иди вперёд, а я пойду кое-что принесу тебе.

Она согласилась, и я пошла за той брошью в виде бабочки-павлиноглазки, о которой совсем забыла.

Взяв брошь, я медленно пошла в сторону отеля. Внезапно мир затих.

В ушах зазвенело, и я увидела, как она падает с высоты. Мир вокруг исказился, превратившись в хаотичные обломки и ослепляющую мозаику цветов.

Когда мир передо мной снова стал чётким, меня ждало очередное перемещение.

На этот раз я увидела всё время, проведённое здесь, с её точки зрения, её мыслями и чувствами. Только тогда я поняла, насколько сильно ошибалась.

Оказывается, с самого начала она считала меня просто галлюцинацией, продуктом её психического расстройства.

Я увидела, как она наносила себе вред, когда я не знала об этом, как она сама вставала с кровати, пока я спала, чтобы посмотреть на небо. Я увидела, как она застала меня за самонанесением вреда, как Мать, когда она снова подняла старую тему, спросила: «Неужели нужно убить Ван Янь?», спросила, почему она не может отпустить, спросила, что ей нужно сделать, чтобы ей стало лучше.

Её мозг кричал, говоря мне, что она знала, как я всегда жалела о том, что летом после третьего класса средней школы не набралась смелости сбежать из этого мира, и поэтому жила так бессмысленно долго.

Поэтому она преподнесла мне большой подарок, настолько большой, что он стоил ей жизни, чтобы положить конец всему этому абсурдному, причудливому и странному.

Мои губы шевелились, но я не могла произнести ни слова.

Наконец, даже вернувшись, я всё равно не смогла спасти себя в прошлом, всё равно могла лишь беспомощно наблюдать за своей смертью.

Тишина мира была оглушительной.