Кошмар приходит (Часть 2)

На следующий день я услышала, что Инь Минцзин подкараулил Сяо Чуаня и его дружков и избил их. Они плакали навзрыд и спрашивали, чем они его так разозлили.

Су Нань оживлённо пересказывала мне подробности той ужасной сцены, а я думала: ведь это не они меня обидели, зачем Инь Минцзин их избил?

Учитель математики исчез.

Классный руководитель сказал, что у него возникли семейные обстоятельства, и он уволился.

Я вздохнула с облегчением.

Я уж думала, что он будет постоянно меня преследовать. Как хорошо, как хорошо.

Сейчас, вспоминая об этом, я понимаю, какой глупой была тогда. Я упустила единственную возможность отправить этого мерзавца за решётку.

Я глубоко ненавидела свою глупость и трусость.

В школе появилась новая учительница математики, молодая девушка. Она часто нам улыбалась, и ученики её очень полюбили.

Мне она тоже нравилась, но я с беспомощностью обнаружила, что больше не могу учить математику.

Я инстинктивно начала её отвергать, и даже самый лучший учитель не мог мне помочь.

Я изо всех сил старалась преодолеть это, но никак не могла.

Что ещё больше меня пугало, так это то, что, взрослея, я постепенно начала понимать, что на самом деле означало то «обидели».

Я стала страдать от бессонницы, проводя ночи без сна. Мне хотелось кому-нибудь выговориться, но я не смела никому рассказать.

Я больше не боялась того ножа, но боялась, что слухи и сплетни разорвут меня на куски.

Каждый раз, видя невинные улыбки на лицах одноклассников, я чувствовала себя чужой.

Я была чем-то грязным, испорченным, недостойным находиться рядом с ними.

Иногда мальчики тайком признавались мне в симпатии, но я грубо их отвергала.

Видя разочарование на их лицах, я думала: вы должны быть благодарны мне за отказ, грязная я не заслуживаю никакой чистой любви.

Такой я была в подростковом возрасте. Какая же глупая.

Ведь это не я была виновата, почему я должна была винить себя, ненавидеть и отвергать?

К сожалению, тогда я была слишком глупа и не могла этого понять.

В старших классах увлечение «любовью» стало ещё сильнее, но у меня больше не было никакого желания влюбляться.

Я остерегалась каждого парня, который ко мне приближался, включая Инь Минцзина.

Да, Инь Минцзин. Вспоминая о нём, я жалею.

Почему мне так не повезло, что он тогда меня увидел?

Теперь он тоже вырос. Что, если он поймёт, что произошло, и начнёт всем рассказывать?

Тогда моя репутация будет полностью разрушена.

Мне останется только умереть.

К счастью, он оставался прежним, ко всем относился ровно, прохладно, и никогда не упоминал при мне тот случай.

Мои напряжённые нервы немного расслабились.

Я думала, что он, возможно, давно забыл об этом. Он так увлечён учёбой, откуда у него время постоянно думать обо мне?

Или, может, он не забыл, но считал это просто обычной дракой.

Мальчики часто бывают не такими проницательными, как мой брат. Ему было не так-то просто догадаться.

Но то, что произошло дальше, снова заставило меня напрячься.

Инь Минцзин… возможно, он не забыл.

Кажется, он начал что-то понимать.

Его взгляд задерживался на мне всё дольше и дольше.

Я знала его больше десяти лет и понимала значение этого взгляда: изучающий, колеблющийся, с едва уловимым потрясением и жалостью.

Я его игнорировала.

Пока я молчу, его подозрения останутся лишь подозрениями.

Но его взгляды становились всё настойчивее, и я с каждым днём нервничала всё больше. Его подозрения не давали мне покоя.

Однажды, когда учителя не было, несколько парней тайком включили мультимедийный проектор и запустили запрещённый фильм. Первое, что бросилось в глаза, — сцена унижения актрисы.

Не успела я показать страх, как Инь Минцзин тут же посмотрел на меня. В его взгляде ясно читалось: «С тобой ведь случилось то же самое?»

Я опустила голову, всё тело похолодело, ногти впились в ладони.

В тот месячный выходной Инь Минцзин неожиданно преградил мне путь у двери класса и заставил пойти с ним.

Я редко видела у него такое серьёзное выражение лица. Казалось, если я не соглашусь, он в следующую секунду просто унесёт меня на плече.

Я смотрела на него секунды две, а потом сдалась.

Он одолжил у одноклассника электроскутер, усадил меня впереди, а сам сел сзади, положив руки, держащие руль, мне на плечи.

Со стороны мы выглядели как милая и смелая парочка влюблённых.

Только я знала, что это не так. Инь Минцзин просто испытывал меня, проверял свои догадки.

С того случая в девять лет я никогда так близко не подпускала к себе парней.

У Инь Минцзина возникли подозрения, и он намеренно сделал это, чтобы понаблюдать за моей реакцией и подтвердить свои догадки.

Он ехал очень медленно. Его грудь касалась моей спины, горячее дыхание обжигало ухо. Я не могла сдержать дрожь, меня пробирал холод.

Он уже не был ребёнком. Зрелое и сильное мужское тело рядом вызывало у меня страх.

Мы были друзьями детства много лет. Я знала, как мне следовало поступить сейчас, чтобы навсегда развеять его подозрения.

Стоило мне беззаботно улыбнуться, ударить его кулаком, ущипнуть или даже поддразнить: «Ты чего?», и он бы потерял дар речи, покраснел от смущения и больше никогда не смог бы поднять эту тему.

Я уже полностью его изучила. Он не мог прямо спросить меня: «Эй, тебя тогда изнасиловали?»

У него не хватило бы наглости, он бы не смог произнести это вслух.

Но я не могла.

Я не могла держаться невозмутимо перед ним, не могла делать вид, что ничего не произошло, не могла даже притвориться.

Моё тело, оказавшееся в его объятиях, было таким напряжённым. Он наверняка это заметил, иначе почему его руки на руле стали так дрожать?

Я собиралась держаться до конца.

Но мужское тело за спиной вызывало такое отторжение. У меня волосы встали дыбом, а лицо в зеркале заднего вида было мертвенно-бледным.

Его голова вдруг наклонилась, губы приблизились к моей щеке.

Я закусила нижнюю губу, пытаясь проглотить подступивший к горлу крик.

Но он вдруг коснулся губами моей мочки уха, словно собираясь укусить.

— А-а-а! Не надо! — закричала я.

Резкий тормоз. Он остановил скутер.

Я схватилась за грудь, отчаянно пытаясь отдышаться, сердце чуть не выпрыгнуло.

Инь Минцзин отпустил меня, молча отодвинулся, встал и слез со скутера.

В зеркале заднего вида я увидела, что моё лицо залито слезами.

Он отошёл к обочине, сделал несколько глубоких вдохов, потом вернулся и сердито спросил:

— Чего ты плачешь? Я тебе что-то сделал? Скажи мне, чего ты боишься?

Подавленный страх превратился в ярость, я посмотрела на него с ненавистью.

Руки Инь Минцзина дрожали. Он достал из кармана школьной формы сигарету, закурил и сделал две глубокие затяжки.

Но он явно не умел курить и закашлялся от едкого дыма.

Он со злостью бросил окурок, схватился за голову и сел на корточки.

Наступила тишина.

Затем он внезапно поднял голову:

— Знаешь, что я хочу сделать?

Он произнёс это слово за словом, стиснув зубы:

— Я хочу убить кое-кого.

Я вздрогнула, подумав, что ослышалась.

Но он встал и добавил:

— Я, чёрт возьми, хочу убить, прикончить этого ублюдка Дуна**!

Его лицо было ужасно мрачным, но я спросила, делая вид, что не понимаю:

— Чем он тебе насолил, что ты хочешь его прикончить?

Дыхание Инь Минцзина прервалось, он недоверчиво уставился на меня.

Через мгновение он вдруг пнул большой камень на обочине и выругался:

— Чёрт!

Я притворилась дурой, и ему ничего не оставалось, как подыграть мне.

Его гнев в конце концов вылился лишь во фразу:

— Инь Минсю, ты, чёрт возьми, просто дура! Сама виновата, что…

Это был первый раз, когда он назвал меня полным именем.