Глава 6. Жун Цы (Часть 1)

Честно говоря, я много раз представляла себе нашу встречу с Жун Цы.

В моих мечтах это был солнечный день. Я, в изысканном макияже и длинном красном платье, проходила мимо него, даже не взглянув в его сторону.

Я всегда хотела отомстить ему. Меня переполняли обида, негодование и чувство несправедливости.

Ведь Ци Ся сказала мне, что Жун Цы считает меня отвратительной.

Я не могла забыть тот день, когда он смотрел на меня с таким презрением, словно я была каким-то мерзким насекомым. Каждый раз, вспоминая этот взгляд, мне хотелось стереть его лицо, как рисунок с холста, разорвать его в клочья.

Он был тем, кто столкнул меня в бездну, когда я уже почти падала.

Но наша встреча произошла совсем не так, как я себе представляла. И день был совсем не солнечный. Лил проливной дождь.

Мы не могли тренироваться на улице, и инструктор велел нам стоять по стойке смирно у стен общежития. Прошло два часа, а дождь и не думал прекращаться. Инструктор нас распустил.

Это был, пожалуй, самый сильный и жуткий ливень в моей жизни. Граница между небом и землей стала размытой и серой. Меня душило чувство нехватки воздуха. Казалось, что водяная пыль сшила небо и землю, вызывая у меня жуткие ассоциации, как в фильмах ужасов, где невесту в зашитом гробу принуждают к посмертному браку.

Инструктор сказал, что сегодня возвращаются студенты второго, третьего и четвертого курсов.

У меня было предчувствие. Я достала из чемодана всю косметику, приняла душ, высушила мокрые волосы и распустила их по спине. Они стали довольно длинными, почти до копчика. Я накрасилась и надела длинное темно-зеленое пальто.

Пепел в моей душе зашевелился. Мне не нравилось это чувство, но я не могла ничего с собой поделать.

Я взяла зонт и пошла в библиотеку. Сюй Цзыяо и Линь Су, скорее всего, спали, укрывшись одеялами. Я стряхнула воду с зонта, сложила его и поставила в корзину, где уже стоял один черный зонт. На полу были следы от воды. Наверное, это библиотекарь.

Я открыла дверь. Внутри было очень темно, свет не горел. Я щелкнула белым выключателем на стене, и библиотека постепенно наполнилась светом.

Мне нравилась обстановка библиотеки, выдержанная в старинных коричневых тонах. Книжные полки не были сделаны из холодного белого металла или окрашенного дерева. Это были простые деревянные стеллажи, потемневшие от времени.

Шторы были бордового цвета, а на подоконниках стояли кактусы и несколько горшков с суккулентами. Я искала сборник стихов Серебряного века русской литературы, но нужной книги не нашла.

Вдруг я поняла, что напротив, за стеллажами, кто-то есть. Я слышала шаги. Мне показалось, что и тот человек остановился.

Я обошла стеллаж и увидела, что человек идет ко мне. В тот момент я поняла, насколько бедны и бледны слова. Я увидела его, это лицо, столь притягательное и ненавистное, которое мне так часто снилось.

Это был Жун Цы. Я не могла понять, почему он здесь. Я дрожала. Казалось, что грязный, липкий дождь проник в меня, обжигая внутренности, как лава, разбрасывая золотые искры. Меня чуть не стошнило.

Увидев меня, он побледнел, его взгляд потускнел. Ничего не изменилось. Несмотря на всю мою ненависть, при первом взгляде на него я все еще находила его привлекательным. Как это печально.

Жун Цы стал очень высоким, гораздо выше меня. Он промок под дождем, его волосы и одежда были мокрыми, а дыхание вырывалось клубами белого пара. Он стал еще красивее, чем раньше, его взгляд стал глубже, юношеская наивность сменилась спокойствием и мягкой, как тушь, учтивостью.

Он отличался от Цзян Чао. Нельзя сказать, кто из них был красивее. Цзян Чао был острым и напористым, как лезвие ножа, а Жун Цы — как теплая, влажная трава после дождя.

Не знаю почему, но несмотря на бурю эмоций, я отчетливее всего чувствовала глубокую печаль. Как лист бумаги, брошенный под дождь, я прилипла к земле, промокшая насквозь, с очевидной, безнадежной обреченностью.

Взяв себя в руки, я бесстрастно спросила: — Ты промок. С тобой все в порядке?

Мой голос был таким ледяным, что я сама испугалась.

— Ты очень похожа на одну мою знакомую, — сказал Жун Цы, глядя на меня. Его голос был мягким, как тающий снег. Мое сердце дрогнуло, а затем забилось так сильно, что я долго не могла успокоиться.

Я взяла с полки первую попавшуюся книгу, села на стул и, притворившись заинтересованной, открыла ее. — Довольно банальный способ познакомиться, — сказала я с натянутой улыбкой. Он замер на мгновение, ничего не ответил, но сел напротив меня.

Я переворачивала страницу за страницей, а Жун Цы молчал. Шум дождя за окном был единственным, что нарушало тишину. Свет был мягким, как разбавленный водой сок.

Наверное, прежняя я мечтала именно об этом. Та, жалкая и несчастная, измученная болью, видела в этом парне единственный луч света во тьме, свою надежду на жизнь.

И вот теперь мы встретились. Он молчит, а я полна ненависти. Какая ирония.

— Ты долго собираешься на меня смотреть? Это невежливо, — сказала я, глядя на него без страха.

— Можешь сказать, как тебя зовут? — спросил Жун Цы.

— Чэн Шу, — ответила я. Он выглядел разочарованным, а мне стало смешно. — На кого я похожа? Наверное, на какую-нибудь скучную особу?

Его светло-карие глаза, словно промытые водой, при долгом взгляде казались усеянными золотыми блестками. — На очень важного для меня человека, — серьезно сказал он. — Но я ее потерял.

Я не поверила ему ни на секунду. Его пустые слова задели меня, вызвали отвращение. Мне не хотелось больше с ним разговаривать.

Он посмотрел на книгу в моих руках и повернул ее. Оказывается, я держала ее вверх ногами. Он все это время знал, но смотрел, как я разыгрываю этот спектакль, как на клоуна.

— Ты ее найдешь. В Африке, Австралии… Тебе стоит поискать ее там, — я встала и поправила одежду. Эта ситуация душила меня, заставляя говорить с ним резко.

Я сунула книгу обратно на полку и хотела уйти. Я видела, как Жун Цы поставил книгу на место. Он выглядел одиноким, его одежда промокла насквозь и с нее капала вода.

Я холодно наблюдала за ним, чувствуя, как меня переполняют разрушительные эмоции. Разве я не должна ненавидеть его? Эти люди облили меня грязью, обвинили в воровстве, заставили меня с позором уйти из школы, довели меня до депрессии.

Я никогда не забуду, как на меня показывали пальцем, как смотрели на меня с презрением и отвращением. Моя мама смотрела на меня, боящуюся выйти из дома, боящуюся света, и спокойно говорила: «Лучше бы ты вообще не рождалась, никчемная».

Я помню вкус той зеленой жидкости. Горький, терпкий, такой отвратительный, что после него начинались судороги.

S3