Каштаны и стекло

Линь Юнь не задавала лишних вопросов.

Ни о женщине, которая остановила меня на улице, ни о моем якобы женихе, ни о моих «темных делишках», о которых она говорила.

И даже о бесконечных звонках.

Линь Юнь вела себя так, словно знала все. Она заступилась за меня, а потом, видя, что я все еще не в себе, мягко спросила: — Хочешь чего-нибудь поесть?

Мне стало неловко.

— Почему ты так добра ко мне?.. — я осторожно очищала только что сваренные ею каштаны. Пар от них окутывал мои пальцы.

— О, я ко всем своим сотрудникам хорошо отношусь, — Линь Юнь села рядом со мной и тоже начала чистить каштаны.

Не слишком ли категоричное заявление?

Я видела, как Линь Юнь злится на работе.

Однажды, во время совещания, одна из команд допустила ошибку, и Линь Юнь обрушила на их руководителя шквал критики.

Без ругательств и личных оскорблений, все четко и по делу, без лишних слов и эмоций.

Она действительно мастерски умела отчитывать людей. Никто не осмеливался спорить с ней дольше трех фраз.

Такие, как та женщина, были редкостью. Большинство просто слушали, не перебивая.

Словно почувствовав мои сомнения, Линь Юнь добавила: — Я критикую поступки, а не людей.

— Значит, твоя доброта ко мне — это тоже «критика поступков»? — выпалила я.

Улыбка исчезла с ее лица. Она смотрела на меня, словно время остановилось.

— А ты как думаешь? — спросила она в ответ.

— Конечно, поступков. Ты просто заступилась за меня, — я улыбнулась, опустила глаза и откусила кусочек каштана.

Мягкий, рассыпчатый, сладкий… Он таял во рту.

— Но я же не знаю, что у тебя случилось, — Линь Юнь надула губы и подула на горячий каштан.

Хитрая Линь Юнь… Она такая умная. Пусть она и «не знала», но наверняка догадывалась.

Проницательная Линь Юнь… Она, должно быть, понимала, что я это знаю.

Мы переглянулись и улыбнулись.

Потом продолжили смотреть мелодраму с хорошим концом.

Вдруг сюжет принял неожиданный оборот. Главную героиню предали, а ее верный пес, казалось, доживал свои последние дни.

Я повернулась к Линь Юнь и переспросила: — Ты уверена, что у фильма счастливый конец?

Она кивнула.

А потом расплакалась: — Я ошиблась, это другой фильм… там собака была с ней до самого конца…

Я погладила ее по голове, которая лежала у меня на плече: — Давай в следующий раз я выберу фильм, — я не удержалась и погладила ее мягкие волосы.

Она снова кивнула.

Линь Юнь оказалась сентиментальнее, чем я думала.

На работе она всегда была такой непробиваемой.

Вернулся А Цзе.

Линь Юнь уже вытерла слезы и, словно пытаясь соответствовать образу строгой матери, сказала: — На улице холодно, иди мой руки и ешь каштаны.

А Цзе взглянул на экран телевизора: — Мам, щенок. Помнишь, что обещала?

Я подумала, что он просто увидел фотографию собаки в конце фильма и вспомнил, как мама обещала ему завести щенка.

Но А Цзе продолжил: — Ты сама сказала, что если мы еще раз будем смотреть грустный фильм про собак, то ты — щенок. Гав-гав!

Линь Юнь вскочила с дивана: — Тогда ты — щенок-сынок! Гав!

— Я и есть щенок! — А Цзе юркнул в свою комнату, продолжая «гавкать».

Я рассмеялась.

Линь Юнь снова села рядом со мной. Ее волосы слегка коснулись моего лица.

Мне вдруг пришла в голову самонадеянная мысль: а что, если Линь Юнь специально выбрала этот грустный фильм, чтобы я снова обняла ее, когда она будет плакать?

Эта мысль показалась мне слишком смелой.

Наверное, я просто сужу по себе. Это я хотела снова ее обнять.

В ту ночь мне приснился странный сон. Я знала, что это мои невысказанные мысли просочились в мои сновидения:

А Цзе с головой обезьяны, сверкая глазами, раздвигал воды бурлящей реки своим золотым посохом: — Эй, чудовище! Что ты делаешь в слезах моего учителя? Покажись!

Из воды вышел маленький рогатый демон, опустив голову: — Великий Мудрец, я невиновен!

Мне показалось, что это я.

Вдруг золотой посох с грохотом превратился в судейский молоток. А Цзе в синем халате восседал на троне: — Тогда почему этот господин не может перестать плакать?

Я повернула голову и увидела рядом изящного юношу: с тонкими чертами лица, бровями, словно ивовые ветви, и пронзительным взглядом. Его губы слегка приоткрылись, как маленький кораблик, показывая острый клык.

И тут я поняла, что это Линь Юнь.

В тот же миг по ее лицу покатились крупные, прозрачные слезы.

В мгновение ока они заполнили весь зал.

Юношеские одежды превратились в рыбий хвост, а А Цзе, сидя на рифах, уплетал голубую сладкую вату.

Губы Линь Юнь скривились, обнажая не клык, а ряд острых рыбьих зубов.

Когда она бросилась на меня, я закричала: — Ты можешь обнять меня и без слез!

— Правда? — Линь Юнь вдруг превратилась в маленькую черную собачку.

Глядя на нее, я вспомнила судьбу собаки из фильма и расплакалась.

Линь Юнь лизнула меня в мочку уха, потом в щеку: — Не плачь, щенок.

И я проснулась в слезах.

Вот ведь… А во время фильма я даже не плакала.

Мне захотелось пить. Я пошла налить воды.

Возвращаясь от кулера, я заметила у окна чью-то фигуру.

Я подошла ближе. Линь Юнь в пижаме стояла у окна, держа в руке стакан, и улыбалась мне. Даже держа стакан с водой, она выглядела так же элегантно, словно это был бокал вина. Настоящая Линь Юнь.

— Не спится? — спросила она, ее глаза блестели в темноте, словно крылья какого-то насекомого.

— Угу, кошмар приснился, — я сделала глоток воды.

— Не бойся, сны — они ведь наоборот сбываются, — ее голос звучал иначе, чем днем, тихо и нежно.

Вспомнив ее из сна, я вдруг почувствовала необъяснимую грусть.

Я не удержалась и повторила фразу из сна: — Ты можешь обнять меня и без слез.

— Правда? — тихо переспросила Линь Юнь, слегка склонив голову. Длинная прядь волос упала ей на плечо.

— Угу, — кивнула я.

Линь Юнь улыбнулась, подняла голову и залпом допила оставшуюся воду.

Даже пьет, как…

Стоп. Это была не вода, а водка!

Я поняла это, когда она, осушив стакан, вдруг поцеловала меня в шею. Ее дыхание, смешанное с запахом алкоголя, обжигало мою кожу.

— Можно я обниму тебя вот так? — прошептала она мне на ухо, ее горячее дыхание щекотало мою мочку.

Ее рука скользила по моей талии поверх пижамы, словно ища путь к моему телу.

Я поспешно забрала у нее пустой стакан, боясь, что она его разобьет.

Потом взяла ее руку, которая лежала у меня на талии. Так нельзя. Я не могу позволить Линь Юнь сделать то, о чем она потом пожалеет.

— Юнь, выпей воды, — я попыталась повернуть ее к себе и поднести стакан к ее губам.

Но она лишь покачала головой и, запрокинув ее, поцеловала меня в губы.

Намного смелее, чем та рыба из моего сна!

У меня в голове все смешалось. Мои губы невольно приоткрылись.

Я вспомнила вкус только что сваренных каштанов, сладкий и нежный, но ее губы были еще мягче, и от них исходил пьянящий аромат.

Я не удержалась и обняла ее за лицо.

Забыв, что в руке у меня стакан.

Раздался звон разбитого стекла.

Мы обе очнулись.

Наши лица отстранились друг от друга.

Линь Юнь смотрела на меня растерянно и позвала: — Яо Яо.

Я осторожно взяла ее за руку и отвела в сторону: — Осторожно, стекло, — она послушно пошла за мной, как ребенок.

— Я провожу тебя в спальню, а потом уберу здесь, — я вела ее, стараясь обходить осколки.

Я хотела включить свет, но она покачала головой: — Не надо, мы и так справимся.

— А вдруг там еще осколки… — сказала я, волнуясь.

— Не волнуйся, ты же меня держишь, — ответила Линь Юнь невпопад. Я почему-то поверила ее пьяным словам.

Мы прошли через гостиную к балкону. Линь Юнь шла, опираясь на мою руку, словно на дерево.

На ходячее дерево, которое ведет ее за собой.

Когда меня пьяную привели сюда, она тоже так меня вела?

Я совершенно этого не помнила.

Я невольно улыбнулась: я назвала это место «сюда», «домой».

Похоже, я подсознательно считала Линь Юнь и А Цзе своей семьей.

— Вы ее хоть раз за человека считали? — слова Линь Юнь эхом отдавались у меня в голове.

Когда она отчитывала ту женщину за то, что та не считает меня частью семьи, что она сама думала обо мне?

Считает ли она меня своей семьей?

— По-настоящему, а не просто на словах или в документах.

— Яо Яо, — Линь Юнь положила голову мне на плечо и снова позвала меня.

— Я здесь, — ответила я.

Я довела ее до спальни. Она не отпускала мою руку.

Мне пришлось зайти вместе с ней. Я помогла ей лечь в постель, укрыла одеялом, и ее рука разжалась.

— Спокойной ночи, — я поправила одеяло, укрыв ее руку.

— Яо Яо, — снова позвала она.

Я вышла из комнаты и пошла убирать осколки на балконе.

Включив свет, я увидела на нескольких осколках кровь.

Я посмотрела на свои ноги…

Ли Вэнь Яо, ты идиотка!

Бросив веник, я начала искать аптечку, жалея, что у меня нет десятка рук.

Найдя йод и бинт, я налила стакан теплой воды и бросилась к спальне Линь Юнь.

Из-за двери доносился тихий храп. Я немного послушала, а потом тихонько поставила йод и бинт у двери.

Вернувшись на балкон, я продолжила убирать осколки.

И ругать себя последними словами.

Я убрала все осколки в пластиковый пакет, плотно завязала его и приклеила записку: «Осторожно, стекло!», а потом пошла спать. И продолжала ругать себя.

Незаметно для себя я уснула. Мне снилось, что Линь Юнь шепчет мне что-то на ухо и снова и снова зовет меня по имени.

На этом сайте нет всплывающей рекламы, постоянный домен (xbanxia.com).