Глава 3

Глава 3

После того дня Шэнь Цюэ стал гораздо послушнее и покладистее.

Он больше не пререкался с Фан Янь, старался не злить ее и даже время от времени приносил ей какие-нибудь сладости.

Конечно, чтобы не задеть ее гордое и ранимое самолюбие, Шэнь Цюэ говорил, что это из акции «два по цене одного», а он сам не может все съесть, поэтому просит ее помочь.

Перед последним Рождеством в старшей школе парта Фан Янь была завалена подарками и открытками.

В тот день как раз была ее очередь дежурить. После уроков Шэнь Цюэ медленно собирал рюкзак, не торопясь уходить.

Дождавшись, пока в классе не останутся только они вдвоем, Шэнь Цюэ наконец осмелился достать приготовленный подарок и протянуть его Фан Янь.

В тусклом свете ламп в его глазах отразилось немного смущенное выражение лица Фан Янь.

— Ты не пойми меня неправильно, я… не это имел в виду, — Шэнь Цюэ знал, что среди тех, кто дарил Фан Янь подарки, было немало ее поклонников. — Это все из магазина моего отца, не распродали. Считай, что это плата за дополнительные занятия.

Отражение Фан Янь на потрескавшемся стекле слегка дрогнуло.

Но она быстро спрятала это волнение, закатив глаза.

— О, ну тогда большое спасибо, — она с досадой отодвинула стул. — Открытку я возьму, а подарок не нужен. Подари кому-нибудь другому.

— Ну нет, ты же знаешь, что кроме тебя мне больше некому дарить. Возьми, пожалуйста. Просто помоги нам очистить склад.

Глядя на хрустальный шар, который он снова протянул ей, Фан Янь неожиданно для себя произнесла: — Хорошо, очистить склад, говоришь? У вас оптовая продажа? Может, мне все забрать?

Порыв холодного ветра распахнул деревянную дверь неподалеку, и резкий скрип мгновенно развеял неловкость, повисшую в воздухе.

В тот вечер Фан Янь долго-долго плакала, спрятавшись под одеялом.

Глядя на принца и принцессу, которые, взявшись за руки, кружились в танце под падающим снегом внутри хрустального шара, она испытывала необъяснимую грусть.

Словно сок недозрелого кислого мандарина брызнул ей в глаза, слезы невольно катились по щекам и никак не хотели останавливаться.

Вплоть до самых выпускных экзаменов Фан Янь не разговаривала с Шэнь Цюэ.

Как бы он ни извинялся, она делала вид, что не понимает, о чем он говорит, и равнодушно отмахивалась.

Шэнь Цюэ купил любимые Фан Янь клубничные тарты и ждал ее у школьных ворот, надеясь на случайную встречу, но когда она появилась, ее уже окружила толпа.

На вечерней самоподготовке шелест пишущих ручек смешивался со звуком падающего за окном снега. Ученики удивленно поднимали головы.

Но она не смотрела на него, а он не смотрел на снег.

Шэнь Цюэ подумал, что теперь единственный предлог, чтобы приблизиться к ней, — это «я не понимаю эту задачу».

К его удивлению, Фан Янь, даже не взглянув, захлопнула книгу и сказала: — Ты же все понимаешь. Зачем притворяешься?

— Я посмотрела твою контрольную. Все задачи, которые ты решил, решены правильно. Баллы сняты только за те, которые ты не стал решать.

Шэнь Цюэ опустил голову, избегая взгляда Фан Янь. Ей казалось, что ее глаза могут прочесть все его мысли.

— Не хочешь говорить — не надо. Наверняка у тебя есть на то свои причины. На выпускных экзаменах постарайся решить побольше задач, чтобы в следующем семестре не маячить у меня перед глазами, — равнодушно сказала Фан Янь.

Сердце Шэнь Цюэ упало в пятки. Он помедлил, а затем спросил: — Ты не хочешь, чтобы я дальше здесь сидел?

Фан Янь не ответила, лишь крепче сжала спрятанный под партой край одежды.

На том экзамене Шэнь Цюэ действительно послушался и занял предпоследнее место.

Мелкий весенний дождь моросил, покрывая землю тонкой водяной пленкой, и на душе у него было так же сыро и промозгло.

В день последней пересадки в выпускном классе он притворился больным и отпросился с уроков, спрятавшись в старом книжном магазине неподалеку от школы.

В полутемном углу, зажатом между книжными полками, учебники громоздились от пола до потолка.

Он съежился на холодном кафельном полу и достал с нижней полки, где лежали книги размером с ладонь, несколько старых японских черно-белых комиксов.

Неизвестно, сколько времени прошло, когда с улицы донеслась мелодия саксофона — «Homecoming». Мир вокруг мгновенно наполнился шумом.

Шэнь Цюэ вздохнул. К этому времени наверняка кто-то другой уже занял его место перед ее партой.

После недолгих внутренних колебаний Шэнь Цюэ все же не выдержал и вернулся в школу.

Он должен был своими глазами увидеть, как далеко теперь его место от нее.

В классе горела всего одна лампа. Он долго смотрел на план рассадки на задней стене, а затем вдруг рассмеялся — это место все еще было его!

Говорили, что ученик, занявший последнее место, решил готовиться к экзаменам дома и больше не будет ходить в школу в последнем семестре.

Таким образом, Шэнь Цюэ, набравший всего на два балла больше, чем он, снова стал последним.

На следующее утро Фан Янь снова увидела перед своей партой знакомую фигуру.

— Знаю! Если что-то случится — к тебе не обращаться, если есть вопросы — тебя не спрашивать, на уроках с тобой не разговаривать, и после уроков — желательно тоже, — не дав ей открыть рот, Шэнь Цюэ опередил ее. — Я не буду тебя беспокоить. Просто позволь мне спокойно сидеть здесь, хорошо?..

Фан Янь испытывала смешанные чувства: — А почему ты меня спрашиваешь? Это учитель велел тебе сесть здесь. Я же не могу тебя прогнать.

Она всегда так говорила — резко и колко, но при этом ее слова было трудно опровергнуть.

За последние три месяца перед выпускными экзаменами Фан Янь заметно осунулась.

Кроме уроков и решения задач, все свободное время она дремала, уткнувшись в парту.

Шэнь Цюэ знал, что она его недолюбливает, и что она не хочет тратить драгоценное время на пустые разговоры с ним. Чтобы как-то проявить свою заботу, он мог только молча делать для нее что-то хорошее.

Неизвестно, с каких пор, но каждое утро после зарядки на парте Фан Янь стоял стакан чуть остывшей воды.

Более того, каждые несколько дней ученики, сидящие вокруг Фан Янь, получали красиво упакованные сладости — то булочки с мясной начинкой, то клубничные тарты.

Чтобы у нее не было повода отказаться от его заботы, Шэнь Цюэ пришлось прибегнуть к этой хитрости.

Он должен был признать, что только внешнее равенство ко всем могло скрыть то, насколько особенной была для него Фан Янь.