Глава 15

Через несколько дней Чэн Чэ вернулся. Чу И впервые за последние полмесяца сразу поехал домой после работы, не задерживаясь. Когда он пришел, Чжун Моли готовил.

Услышав, как открылась дверь, Чжун Моли вышел из кухни и увидел, как Чу И вошел.

Увидев Чу И, который давно не возвращался домой к ужину, Чжун Моли явно удивился, настолько, что только когда Чу И зашел в комнату, оставил вещи и вышел, он вспомнил, чтобы поздороваться: — А, ты вернулся. Скоро можно будет есть.

Придя в себя, он вспомнил, что на плите еще что-то готовится, и чуть не сжег еду.

Пока Чжун Моли хлопотал на кухне, Чу И быстро осмотрел его комнату: ноутбук был в комнате, кровать явно была использована.

Похоже, все эти дни Чжун Моли действительно жил дома.

Чу И почему-то обрадовался. Момо все-таки вернулся, не отдалился из-за его отношения.

На самом деле, Чжун Моли вернулся в тот же день, когда получил сообщение от Чу И. Хотя, увидев это сообщение, он действительно очень расстроился, но прогулявшись и развеявшись, он быстро пришел в себя.

Раз Чу И не отказал ему прямо, у него не было причин сдаваться. Он любил его так долго, наконец решился признаться и дать ему знать, и просто так отказаться от него — он сам не мог с этим смириться.

В этот день они впервые за долгое время поужинали вместе, а затем вернулись к прежнему режиму общения, словно предыдущего признания и не было.

Но оба чувствовали, что кое-что уже не так, как было раньше.

В общении с Чу И у Чжун Моли появилось больше близких, интимных жестов.

Возможно, они были и раньше, просто Чу И не замечал.

Чу И тоже чувствовал, что будет все дольше задерживать взгляд на Чжун Моли и молчаливо принимать его близкие, двусмысленные жесты.

За исключением случаев, когда он слишком поздно ложился из-за пьянства, биологические часы Чу И были очень точными, поэтому он просыпался вовремя даже по выходным.

Зевнув и открыв дверь комнаты, Чу И обнаружил, что Чжун Моли еще не встал. Наверное, он допоздна работал над эскизами дизайнов.

Чу И не стал его будить, сам пошел умываться и чистить зубы, а затем достал из холодильника коробку сока и выпил.

Выпив сок, Чу И спустился вниз, чтобы купить завтрак для двоих. Когда он вернулся с завтраком, Чжун Моли сидел на диване, глядя в одну точку.

— Встал? Иди завтракать.

Чу И помахал перед ним любимыми Чжун Моли соевым молоком и ютяо, но заметил на его лице след грусти, который он не успел скрыть: — Момо, что случилось?

— Э-э, ничего особенного, просто утром позвонил дядя и сказал, что моя мама вернулась, и спросил, хочу ли я пойти ее увидеть.

Слово "мама" для Чжун Моли было совершенно чужим. У него никогда не было возможности произнести эти два слова.

— Твоя мама — что с ней, что без нее, никакой разницы. По-моему, и видеть ее не стоит.

Чу И совсем не испытывал симпатии к безответственным родителям Чжун Моли. Хотя у них и не было чувств, они поженились из-за случайной беременности Чжун Моли, а потом развелись и создали свои семьи, но так десятилетиями не интересоваться своим ребенком — это действительно бессердечно.

Чжун Моли испытывал противоречивые чувства. Хотя он понимал, что после стольких лет, когда эта мать совершенно не выполняла своих материнских обязанностей, его холодность и обида на нее были вполне объяснимы, но человек, которого он видел только на фотографиях и на похоронах дедушки, все-таки дал ему жизнь.

Кровное родство — это что-то необъяснимое. С одной стороны, он обижался и хотел избегать ее, с другой — хотел узнать, как она сейчас живет, узнать ее отношение к себе, попытаться получить от нее хоть немного заботы и внимания.

— Я все-таки пойду посмотрю. Она может не обращать на меня внимания, но я сделаю то, что должен, чтобы быть с чистой совестью.

Чжун Моли говорил очень легко, на его лице была привычная легкая улыбка, но Чу И не упустил мелькнувшие на его лице замешательство и горечь.

На следующий день Чу И вернулся с работы и, как обычно, крикнул: — Момо, что сегодня в меню?

Когда он не получил ответа, он понял, что Чжун Моли уже уехал к дяде.

Этот противоречивый парень, наверное, уже почти добрался. Этот дурачок не выбрал самый быстрый способ передвижения — самолет, а выбрал поезд, на котором ехать целых шесть часов. Наверное, он рассчитывал, что на полпути сможет передумать и сбежать, как дезертир.

Чжун Моли не было, никто не готовил, и Чу И пришлось спуститься вниз, чтобы решить проблему с едой. Заодно он зашел в супермаркет и купил несколько пачек лапши быстрого приготовления. Ничего не поделаешь, Момо не любит лапшу быстрого приготовления и очистил его запасы.

На следующий день снова были выходные, и Чу И ужасно скучал. Он лежал один на диване, пялясь в потолок и блуждая мыслями.

Раньше, когда он был один дома, он никогда не чувствовал себя таким пустым и холодным, даже в то время, когда они с Чжун Моли намеренно избегали друг друга.

Даже тогда, как бы они ни избегали друг друга, он был рядом, он появлялся в этой квартире, и его можно было увидеть, если захотеть.

Но теперь, на таком большом расстоянии, чувство отчуждения было особенно сильным.

На журнальном столике перед диваном стояла недоеденная пачка лапши быстрого приготовления, уже остывшая. Чу И смотрел на свою прежнюю основную еду без аппетита. Его желудок, избалованный готовкой Чжун Моли, стал привередливым. Он даже не мог вспомнить, как раньше жил на лапше быстрого приготовления.

Неожиданно Чу И среди ночи получил звонок от Чжун Моли.

Чжун Моли сам не знал, почему он звонит так поздно, среди ночи, зная, что Чу И уже спит. Он просто чувствовал тяжесть на душе, и не мог найти выхода для накопившихся эмоций. Он хотел поговорить с кем-то. Когда он опомнился, номер уже был набран.

Звонить среди ночи человеку, у которого сильная утренняя ворчливость, — Чжун Моли был готов к тому, что его сильно отругают, но, услышав знакомое «Угу?», он чуть не потерял контроль над своими эмоциями.

Кроме звонков от клиентов, Чу И никогда не начинал разговор по телефону с «Алло», а всегда с восходящей интонацией «Угу?». Каждый раз, когда Чжун Моли слышал этот немного ленивый тон, ему хотелось броситься к телефону и крепко поцеловать его владельца.

— Брат, я тебя разбудил?

Прости, пожалуйста.

Чжун Моли успокоился, но вдруг не знал, что сказать.

Чу И потер глаза, в голосе еще слышалась сонливость: — Ничего страшного. Почему ты так поздно не спишь?

Виделся с мамой?

Как все прошло?

— Угу, угу, виделся. Она даже привела своих двоих метисов.

Видно, что она хорошо живет, выглядит довольно молодо и бодро.

Говоря это, голос Чжун Моли стал тише: — Брат… она меня даже не помнит, даже забыла, как меня зовут.

Я вижу, что она не хотела меня видеть…

Чжун Моли сам не знал, что говорит. Он знал только, что если он остановится, то хлынувшие слезы прорвут плотину.

Женщина, которую Чжун Моли должен был называть мамой, кроме того, что при входе задержала на нем взгляд, чтобы понять, кто он, в остальное время ни разу не посмотрела на него дольше секунды, не говоря уже о том, чтобы спросить, как он жил все эти годы.

Чжун Моли чувствовал себя лишним и смешным.

Чу И тихо слушал, не говоря ни слова. Он знал, что Чжун Моли не нужны его слова, ему просто нужно, чтобы его выслушали, чтобы знали о его обидах.

Слушая подавленный от горя голос Чжун Моли из трубки, Чу И почувствовал боль в сердце, ему было жаль его, ему было грустно за него.

Когда Чжун Моли замолчал, задыхаясь от слез, Чу И не удержался и сказал: — Момо, возвращайся домой.

Возвращайся домой.

Эти короткие три слова полностью сломали самообладание Чжун Моли. Чу И услышал его неприкрытый всхлип.

После смерти дедушки Чжун Моли не знал, где его дом.

Хотя дядя и тетя усыновили его и хорошо к нему относились, он знал, что это место не принадлежит ему, это не его дом, и он в конце концов уйдет.

С тех пор как он стал самостоятельным, он постоянно скитался, пока Чу И, человек, которого он так долго любил и с которым хотел создать дом, не сказал ему: «Возвращайся домой».

Как же ему повезло.