Глава 11. Болван (Часть 1)

Глава 11. Болван Янь Цзинь посмотрел на этого болвана, от которого была только внешность, и не стал тратить лишние слова, а просто сунул ему в руки каштановое пирожное.

— Ешь.

В глазах Гу Му, чистых, словно вода, отражался Янь Цзинь. Наверное, во всём мире не было больше ни одного человека с таким ясным и прозрачным взглядом.

Он был очарован этими глазами: — Да ешь же! Если будет мало, я тебе ещё дам.

Погода была слишком жаркой, и не стоило держать «Хуа Чжо Бин Цзянь» так долго на такой температуре. Янь Цзинь вернулся на своё место и собирался закрыть крышку.

Но, как только он сел, то заметил, что Гу Му, этот болван, вертит пирожное в руках, словно не знает, с какой стороны к нему подступиться.

И тут Янь Цзинь не выдержал.

Потому что Гу Му, с его-то внешностью, ел каштановое пирожное, как старый хрыч Сыкун Шаньли, — как свинья из корыта, а всё лицо перепачкал крошками.

Янь Цзинь обычно не обращал внимания на то, как едят другие люди. Он не раз сидел за одним столом с Сыкун Шаньли. Но когда то же самое происходило с Гу Му, Янь Цзиню почему-то становилось не по себе. Ему было неприятно смотреть.

Возможно, дело в том, что Гу Му слишком красив, и любые не изящные движения ему не к лицу.

Он уже хотел поправить его, как вдруг Гу Му доел пирожное. Босиком он подошёл к нему, и от каждого его шага на землю сыпались крошки. Затем он совершенно спокойно сказал Янь Цзиню: — Очень вкусно. Дай мне ещё одно.

Янь Цзинь посмотрел на его чистые пятки и подумал, что тот ещё не совсем отупел, раз знает, что вкусно, а что нет.

Он снова открыл «Хуа Чжо Бин Цзянь», доверху наполненный сладостями.

Глаза Гу Му загорелись. Распущенные волосы мягкой волной лежали у него на затылке.

Янь Цзиню почему-то нравилось видеть блеск в глазах этого болвана. Возможно, потому, что знал, что тот глуп, и поэтому его реакция была такой искренней и непосредственной.

Он приподнял бровь и, словно маленький мальчик, показывающий игрушку другому мальчику, сказал: — На.

«Хуа Чжо Бин Цзянь» был двухъярусным, и там лежало четыре вида пирожных. Гу Му указал на финиковое пирожное рядом с каштановым: — А это что?

Янь Цзинь протянул ему финиковое пирожное.

Гу Му подсознательно облизал губы и опустил голову, словно собираясь спрятать всё лицо в пирожное.

Янь Цзинь, опасаясь, что тот снова начнёт есть как Сыкун Шаньли, поспешил сказать: — Ешь медленно, не торопись.

Гу Му посмотрел на него с вопросом в глазах, словно не понимая, что не так с его манерой есть.

— Есть нужно понемногу, по кусочку. С пирожными то же самое. Не ешь слишком быстро, а то подавишься.

Сказав это, Янь Цзинь откусил кусочек от своего пирожного.

Гу Му моргнул, словно сравнивая, чья манера есть лучше.

Наконец, он немного подумал и, подражая Янь Цзиню, взял пирожное одной рукой, а другую подставил под него. На этот раз он не стал прятать лицо в пирожное, а начал есть маленькими кусочками.

Видя, что болван готов меняться, Янь Цзинь почувствовал себя намного лучше. В нём появилось какое-то странное чувство выполненного долга.

Янь Цзинь вообще не любил вмешиваться в чужие дела. Он рос во дворце и с четырнадцати лет видел бесчисленное количество грязных дел, как явных, так и тайных. Даже в уединённом месте, таком как гора Хэнъян, было немало своих секретов.

Ему всегда казалось, что старший брат Лян Ишэн недолюбливает его не только из-за старшей сестры Хо Сюйцин. Вероятно, Лян Ишэн хочет стать главой Хэнъян, и считает, что он, Янь Цзинь, слишком знатен и может помешать ему на пути к совершенствованию. По этой причине старший брат и стал с ним холоден.

Но этот болван был другим. Когда Гу Му смотрел на человека, казалось, что в его глазах и сердце есть только он один. Это было так искренне.

Не любящий вмешиваться в чужие дела Янь Цзинь достал из пространственного мешка бурдюк с чистой водой и дал Гу Му фарфоровую чашку цвета морской волны: — Сладостей поел, теперь попей.

Гу Му, доев финиковое пирожное, машинально взял чашку, которую протянул Янь Цзинь.

— Чёрт, — цокнул Янь Цзинь. Когда это принц начал кому-то прислуживать? Обычно все прислуживают ему. — Гу Му, я тебе что-то даю, а ты даже спасибо не говоришь!

Гу Му и в ус не дул. Он поднёс чашку к губам и, словно надкусывая финиковое пирожное, впился зубами в край чашки. Зубы заскрежетали по фарфору, раздался пронзительный звук. Янь Цзинь не только не услышал «спасибо», но и не знал, не вылетели ли у этого болвана зубы.

Болван же, держа в руке чашку — главного виновника происшествия — машинально прикрыл рот рукой, а в глазах застыло такое выражение, словно его обидели до глубины души.

Янь Цзинь беспомощно вздохнул: — Да ты просто…

Обычно красноречивый, он вдруг потерял дар речи. Долго думал, но не мог подобрать слова, чтобы точно выразить своё потрясение.

— Болван!

Болван очухивался довольно долго. Видимо, зубная боль утихла. И только после этого он, смущённо хлопая глазами, спросил: — Разве это не едят?

Янь Цзинь ответил: — Конечно, нет!

Гу Му недоуменно посмотрел на него, словно тот не понимал очевидных вещей, и весьма резонно заявил: — Если это не едят, то зачем ты мне это дал?

Янь Цзинь снова схватился за лоб: — Это пьют!

— Пьют?

Принц налил немного воды в другую чашку и отпил глоток.

Затем он, не говоря ни слова, посмотрел на Гу Му, давая понять, для чего нужна чашка.

Гу Му повторил за ним, отпив глоток воды. Возможно, за этот день произошло слишком много событий, из-за чего Янь Цзинь не заметил, что поза, выражение лица и угол наклона головы у Гу Му были точь-в-точь как у него.

Гу Му проглотил воду и спросил: — Вот так?

Янь Цзинь бросил на болвана мимолётный взгляд и небрежно промычал: — Угу.

После полуночи жара в ночном небе Наньмина, казалось, немного спала.

Наевшись и напившись, Янь Цзинь убрал «Хуа Чжо Бин Цзянь» обратно в пространственный мешок. Сегодня он слишком сильно истощил свою истинную энергию. Вывихнутая рука хоть и встала на место, всё ещё болела.

К тому же, после целого дня хлопот даже совершенствующийся почувствует усталость, поэтому он перестал обращать внимание на болвана и занятого формацией учителя. Он просто прислонился спиной к дереву и закрыл глаза, чтобы отдохнуть.

Как обычно, стоило ему закрыть глаза, как «Метод Трёх Разделений» сам по себе начинал циркулировать в его теле. Возможно, из-за обилия духовной энергии в лощине, ему казалось, что «Метод Трёх Разделений» вращается намного быстрее, чем обычно. Это волновало его. Он хотел проснуться и осмотреть свои меридианы, чтобы понять, что происходит, но был слишком сонным, чтобы открыть глаза.

Вторую половину ночи было очень тихо. В формации не было ни звука. Бледно-фиолетовое сияние, запертое внутри, в последний раз вспыхнуло несколько раз. Казалось, оно тоже было очень сонным, поэтому опустилось на землю, а часть его — на спящего Янь Цзиня и на спящего Гу Му.

Эти слабые фиолетовые огоньки в ночи были одиноки и безмолвны. Один из них плавно опустился на обнажённую голень Гу Му и в мгновение ока исчез, словно луч света, втянутый в тёмный колодец.

Но никто этого не заметил, в том числе и старый хрыч, который провозился полночи. Он как раз достал из рукава тонкое одеяло, бросил его на землю и с комфортом проспал до рассвета.

Четверо человек проспали в формации до полудня, совершенно забыв о времени.

Первым проснулся старый хрыч Сыкун Шаньли. Он был самым старым, и ему требовалось меньше всего сна.

S3