Глава 3 (Часть 2)

Ее приемный отец, Цяо Жэньчан, был музыкантом, а приемная мать, Мэн Юэ, — художницей. Оба были людьми искусства, чье творчество было слишком возвышенным для широкой публики.

Конечно, тогда они не знали, что Цяо Шубай не их родная дочь, и считали, что дитя художников должно быть само произведением искусства. С малых лет они заставляли Цяо Шубай учиться играть на пианино и рисовать.

Цяо Шубай это не интересовало, да и таланта у нее не было.

Тем не менее Мэн Юэ была эксцентричной и одержимой матерью, желавшей, чтобы дочь выросла такой, какой она ее себе представляла.

Поначалу Цяо Шубай старательно занималась, надеясь заслужить одобрение Мэн Юэ, но потом поняла, что добиться этого слишком сложно.

В семь лет она могла целый день играть одну и ту же мелодию, но все равно не соответствовала требованиям Мэн Юэ.

Мэн Юэ говорила, что потерпела неудачу, создав такое «неудачное произведение», как Цяо Шубай.

Цяо Шубай в слезах выбежала из дома и столкнулась с Лян Янем, который возвращался домой с футбольным мячом.

До этого Цяо Шубай редко разговаривала с Лян Янем. Хотя она часто бывала с Мэн Юэ в гостях у тети Се, Лян Янь всегда тихо сидел в стороне.

Иногда Цяо Шубай смотрела на него и не решалась подойти заговорить.

В тот день Мэн Юэ вышла следом за ней. Цяо Шубай быстро сообразила, спряталась за спину Лян Яня и соврала, что он пригласил ее к себе поиграть.

Лян Янь с детства был образцовым ребенком, и Мэн Юэ он тоже нравился.

Когда Мэн Юэ посмотрела на Лян Яня, сердце Цяо Шубай подскочило к горлу. А потом она увидела, как Лян Янь слегка кивнул.

Тогда Мэн Юэ разрешила ей пойти поиграть к Лян Яню на весь день.

С тех пор, чтобы избежать занятий музыкой, Цяо Шубай часто бывала в доме Лянов, где ее всегда кормили и привечали.

Отец Лян Яня, Лян Гуанъи, основал Группу Лян и был очень занят работой. Его мать, Се Шуан, была лучшей подругой Мэн Юэ, но по характеру совершенно другой — нежной и мягкой женщиной.

Се Шуан относилась к Цяо Шубай как к родной дочери, а Лян Янь молчаливо позволял Цяо Шубай использовать его как «щит».

Цяо Шубай чувствовала себя в доме Лянов уютно и спокойно и окончательно оставила попытки угодить Мэн Юэ.

Мэн Юэ постепенно тоже перестала заниматься ее воспитанием, игнорировала ее и даже старалась не видеть.

Поэтому каждый раз, когда Мэн Юэ возвращалась домой, Цяо Шубай сама уходила к Лян Яню.

Так продолжалось до шестнадцати лет, пока не объявился Цинь Лян с Цинь Син и не рассказал, что в больнице произошла ошибка, и Цяо Шубай с Цинь Син перепутали при рождении.

Цяо Шубай увидела, каким взглядом Мэн Юэ смотрела на Цинь Син — пылающим, полным бешеной радости от обретения потерянного. И благодаря этой банальной ошибке она наконец покинула семью Цяо.

Цяо Шубай смотрела на качающиеся дворники и вдруг вспомнила, что в тот день, когда Цинь Лян забрал ее домой, тоже шел сильный дождь.

Тогда Цинь Лян ехал на старом раздолбанном «Чанхэ». Она сидела на заднем сиденье, чувствуя себя брошенной, растерянной и бессильной.

После теста ДНК Мэн Юэ захотела немедленно вернуть «вещь законному владельцу». Цинь Лян предложил больше не поддерживать связь между семьями, и Мэн Юэ с готовностью согласилась.

Вспоминая взгляд Мэн Юэ, устремленный на Цинь Син, Цяо Шубай в конце концов подумала, что так, наверное, даже лучше.

Но вскоре она узнала правду: Цинь Лян давно понял, что Цинь Син не его родная дочь. Только когда его дела пошли плохо, и семья обеднела, он, не желая, чтобы Цинь Син страдала вместе с ним, воспользовался случаем во время ссоры, рассказал ей правду и привел ее в семью Цяо. А предложение не общаться было вызвано страхом, что он не сможет перестать думать о Цинь Син, и к тому же ему было просто лень заниматься сменой фамилии Цяо Шубай.

Цяо Шубай не помнила, сообщила ли она Лян Яню, который тогда учился за границей, что ее забрали, что она осталась в Городе А, недалеко.

Но за последние пять лет она ни разу не связывалась с Лян Янем, и он тоже не искал ее. Она действительно полностью порвала со своей прошлой жизнью.

Она не ожидала, что снова встретит Лян Яня, тем более при таких обстоятельствах.

Многие детские воспоминания стерлись. Глядя на Лян Яня сейчас, она чувствовала одновременно и отчуждение, и узнавание.

Отчуждение — потому что Лян Янь стал очень далеким, а их последний разговор, казалось, был в прошлом веке. Узнавание — потому что Лян Янь, казалось, не сильно изменился, все так же действовал зрело и уверенно, легко справляясь с любой ситуацией.

Почему-то она вдруг почувствовала удовлетворение оттого, что человек, за которым она когда-то бегала хвостиком, теперь стал недосягаемой важной персоной, но все же узнал ее, свою маленькую «прилипалу».

В этот момент машина резко повернула. Цяо Шубай очнулась от мыслей и выпрямилась.

Она подняла голову. Лян Янь как раз посмотрел в зеркало заднего вида. Их взгляды встретились. Цяо Шубай на мгновение замерла, но в следующую секунду Лян Янь уже отвел глаза.

Именно тогда Цинь Фэй вдруг тихо застонал. Цяо Шубай обернулась и поняла, что случайно задела его рану.

Она быстро отодвинулась в сторону, опустила голову и тихо спросила Цинь Фэя:

— Больно?

Не успела она договорить, как ее по инерции бросило вперед.

Она с трудом удержалась, схватившись за сиденье, едва не ударившись головой. Подняв взгляд, она увидела, что Лян Янь резко затормозил.

Цяо Шубай недоуменно посмотрела вперед. Лян Янь пояснил:

— Кошка.

Она заметила, что выражение лица Лян Яня было каким-то не таким. В это время Цинь Фэй спросил ее:

— Сестра, ты в порядке?

Услышав это, Лян Янь вдруг обернулся. Только тогда Цяо Шубай вспомнила, что забыла их представить. Она указала на Цинь Фэя и сказала Лян Яню:

— Это мой двоюродный брат… сын моего дяди, Цинь Фэй.

Лян Янь кивнул, повернулся обратно и снова завел машину.

Затем он включил радио. Цяо Шубай, боясь снова задеть Цинь Фэя, отодвинулась от него подальше.

Она взглянула на Цинь Фэя и увидела, что тот пристально смотрит на Лян Яня, о чем-то задумавшись.