Глава 4. Часть 2

— Пусть войдет Служитель благовоний, остальные могут идти, — раздался из-за красной двери усталый, ленивый голос.

Он показался мне знакомым, но я не могла вспомнить, кому он принадлежит.

Господин Дуань Цзинь махнул мне рукой, указал на дверь и ушел.

Мне стало жарко, ведь теперь передо мной не было тени. Странная красная дверь казалась прохладной. Она напомнила мне беседку Заоблачных Далей во дворце Фэньин, где я спасалась от летнего зноя. Это была красивая беседка, в которой можно было укрыться от дождя. Её построил для меня Император. Госпожа Сун часто водила меня туда любоваться лотосами и сочинять стихи.

Я толкнула тяжелые двери с медными кольцами. Из дверной щели повеяло приятным ароматом. Запах филигранной золотой курильницы для благовоний и струйки дыма навевали сонливость. В комнате было темно, и я не могла разглядеть, есть ли там кто-нибудь.

— Что застыла? Иди сюда, дай мне на тебя посмотреть.

Цзюнь Хуань? Я радостно подбежала на голос.

Снова оказавшись в её тёплых объятиях, я разрыдалась. Меня переполняли обида и отчаяние.

Пальцы Цзюнь Хуань были такими же тёплыми и нежными, как и всегда. От неё пахло сливой, и мне на мгновение показалось, что я вернулась во дворец. Но её голос был непривычно строгим: — Это твоя расплата. Зачем ты… избавилась от ребенка?

Я подняла голову и, всхлипывая, спросила: — Император рассердился, что я… жду ребенка, и перестал обращать на меня внимание… Поэтому я должна была… Да, всё верно.

Лицо Цзюнь Хуань, освещенное тусклым светом, казалось незнакомым. Её глаза потемнели, напоминая глубины Омута Забвения. Этот цвет был темнее самой тёмной ночи. Меня охватил холод, губы задрожали. Я уже не была так уверена в своих словах.

— Когда тебя отправили в Цинлинь, твою мать… Император поместил её под домашний арест.

— Почему? Моя мать такая красивая.

Цзюнь Хуань фыркнула. Я растерялась и прижалась щекой к её руке. Мы сидели на большой кровати из палисандрового дерева, вдыхая приятный аромат благовоний. Я почти забыла, о чём хотела спросить.

— Твоя мать… Она потеряла рассудок, когда… — Цзюнь Хуань подняла мое лицо и вытерла слёзы. — … узнала, что ты ждешь ребенка от Ланьлин-вана.

Я начала грызть ногти. Ланьлин-ван… Это имя казалось таким знакомым… Я не могла вспомнить, кто это. Помнила лишь, как Император любил меня. Однажды, когда он был на собрании, я тайком пробралась в боковой зал, надела маску лисы и хотела напугать его. Но он долго не приходил, и я… Я выглянула из-за занавески и, услышав имя Ланьлин-вана, увидела, как кто-то ударился головой о колонну. Пол был залит кровью… Отвратительный запах…

— Ланьлин-ван… У Минлан… Ты забыла? Или твоя болезнь усугубилась?

У Минлан… У Минлан… У Минлан… У меня разболелась голова, словно кто-то бил по ней молотком. Это имя было для меня кошмаром. Каждый раз, когда я слышала его, мне виделась кровь, чёрные ворота Цинлиня и удаляющаяся фигура Императора.

Я снова расплакалась. — Я ненавижу это имя, Цзюнь Хуань. У меня голова болит.

— Ненавидишь это имя? — Цзюнь Хуань так сильно сжала мою руку, что мне показалось, будто она сейчас сломает мне тонкую руку. Но ещё больше меня пугал её голос — резкий, пронзительный, словно ветер, проносящийся сквозь горное ущелье, или скрежет ногтей по медной курильнице. У меня задрожали руки, я закрыла уши и замотала головой, но не могла заглушить её гневный крик.

— Фу Чэнъюнь, ты ненавидишь только имя? А его самого? Ты не ненавидишь его? Разве ты не ненавидишь его за то, что он отнял у тебя отца? А?! Разве ты не ненавидишь его за то, что он обрек на смерть твою мать? А?! Я знаю, что ты не глупая. Я знаю.

Она схватила меня за руку и потащила на пол, потом сама опустилась рядом. Я съёжилась в углу, не понимая, о чём она говорит. Имя Фу Чэнъюнь казалось мне таким чужим… Настолько чужим, что я почти забыла его.

— А-Юнь, посмотри на мою ногу… Он сломал её… Я теперь калека… Я могу рассчитывать только на твою месть. Ты должна отомстить за меня. Разве ты не хочешь убить У Минлана?

А-а-а! Я закричала. Я ненавидела эти три слова — У Минлан. Я больше не хотела их слышать, потому что… Это было причиной, по которой Император отверг меня. Когда я, не в силах больше сдерживаться, закричала, меня пронзила острая боль в затылке. Перед тем, как погрузиться во тьму, я услышала мягкий голос: