Все наружу

Это действительно трудно сказать, да уж.

Лицо Му Линкун горело огнем, она отчаянно пыталась вспомнить, но тщетно. Ей так хотелось провалиться сквозь землю и никогда не выходить.

Сяо Чжу оделся, робко стоял у кровати, его голос был хриплым. — Линкун, прости. Этот маленький монах слишком много выпил и испортил твою чистоту.

Му Линкун прикусила губу, несколько блестящих слезинок невольно скатились. Не говоря уже о том, кто был инициатором прошлой ночью, она, в конце концов, была той, кто необъяснимо потерял свою невинность. От обиды и горечи она не могла открыть глаза.

Услышав ее тихий всхлип, Сяо Чжу еще больше растерялся. — Линкун, не плачь. Раз уж это случилось, этот маленький монах должен взять на себя ответственность. Если ты хочешь... может быть... может быть...

Му Линкун резко откинула одеяло, обнажив униженное личико. Глаза ее были красными и опухшими, красивые зрачки налиты кровью. — Взять ответственность? Как ты возьмешь ответственность? Ты монах? Неужели мне тоже нужно принять постриг и пойти в храм стать монахиней?

— Нет... нет... — Сяо Чжу изо всех сил замотал головой. Ее слова заставили его запаниковать. Его пухлые красные губы долго открывались и закрывались, прежде чем он сглотнул и смущенно покраснел. — Линкун, сначала завернись в одеяло, то самое... все наружу.

На ее груди было несколько синевато-пурпурных следов от поцелуев — неоспоримое доказательство прошлой ночи. Он выглядел так, будто совершил ошибку и был крайне виноват, его юное лицо выражало полную растерянность.

Му Линкун свирепо взглянула на него, натянула одеяло повыше и сердито крикнула: — Где моя одежда?

Сяо Чжу тут же побежал искать чистую одежду. Вскоре он вернулся, держа в руках комплект: нижнее белье, верхнее платье, и даже женский лифчик не забыл. Редко кто в такой момент может быть настолько внимательным.