Да. Все верно. Чжухо писал, насытившись эмоциями. Говоря словами Лим Хёндо, он «переваривал» их.
— Но это больше похоже на привычку.
— Разве это не значит, что ты пишешь по привычке?
Если подумать, то так оно и есть. С ранних лет Чжухо, когда был чем-то расстроен, тянулся к ручке. Это вошло у него в привычку, поэтому он и не считал писательство чем-то, что требовало практики или специального обучения.
Чем больше вы пишите, чем лучше это у вас получается. Если предположить, что все написанное Чжухо до сих пор было способом выплеснуть гнев, то догадка Лим Хёндо была верной.
— Не замечая, ты выражал свои эмоции на бумаге. Со временем эта привычка превратилась в то, что отличало тебя как автора. Писать искренне — одно из самых сложных занятий, но, с другой стороны, и самое легкое. Порой даже ребенок может это сделать.
— Значит, так оно и есть.
— В твоем случае не будет преувеличением сказать, что талант пришел с многолетней практикой. Хотя, похоже, тебя не слишком нравится, когда люди называют тебя гением, — добавил Лим Хёндо, пристально изучая выражение лица Чжухо.
— Все так, — Чжухо улыбнулся и кивнул в знак согласия. — Да, вы правы. Но мне нравится иной титул.
— Это разумно, — согласился тот, удовлетворенный ответом. — Нет ничего глупее, чем желать таланта на этом поприще.
*Д-р-р-р*
На последних словах Лим Хёндо дверь отворилась. Наконец-то им принесли заказ. Стол был заставлен разными блюдами. Чжухо внимательно изучал принесенное, то, что было самым любимым блюдом Лим Хёндо из меню ресторана.
— Это рыба?
— Надеюсь, тебе понравится.
— Я не очень привередлив в еде.
— Это хорошо, потому что придирчивость писателя в еде смертельно опасна для него.
Это утверждение относилось не только к еде. Предрассудки. Предвзятость. Это те вещи, которые авторы должны избегать любой ценой. Чжухо согласно кивнул, поняв, о чем сейчас хотел сказать ему Лим Хёндо.
Когда они приступили к трапезе, Чжухо разрезал рыбу, обнажив белую мякоть, нежную и пикантную. Тонкий аромат чеснока и трав делал блюдо еще более аппетитным. Спаржа, которая прилагалась к блюду в качестве гарнира, освежала вкус. Это было восхитительно.
— Похоже, тебе понравилось.
— Да. Очень вкусно.
Лим Хёндо продолжил начатый разговор, не отрываясь от еды:
— Ну, как у тебя обстоят дела с транскрипцией? — он спрашивал его о своей книге.
Чжухо рассказал ему об успехах:
— Я дошел до той части, где старик собирается начать наблюдать за тремя братьями по соседству.
— Хм…
Эту сцену можно назвать переходом от завязки к основной части книги. Оставшись один дома, старик начал подглядывать за тремя братьями, живущими по соседству. Эта часть была одной из самых затянутых в книге: старик подглядывал за тремя ничего не ведающими братьями. Браться начали ссориться, будто настроение старика повлияло на них. Это было началом разрыва.
Внезапно Чжухо стало любопытно, зачем Лим Хёндо вложил столько эмоций в этих предложениях. Что могло побудить его описать столь неприятные эмоции? И он, недолго думая, задал вопрос автору:
— Так что же заставило вас написать такую книгу?
— В каком смысле «такую книгу»?
— Такую, будто вас заставили это сделать.
Лим Хёндо ухмыльнулся и показал юноше два пальца:
— На это есть две причины, — у него было довольно много объяснений столь импульсивно написанной им книги. — Первая причина — это триггер, из-за которого я, собственно, и написал «Зеркало».
Триггер — это слово обозначало причину или возможность, которые приводят к определенному результату.
— Однажды я посмотрелся в зеркало.
— Просто посмотрелся?
— Да. Потом я попробовал намеренно исказить свое отражение. Я как раз собирался начать писать еще одну книгу. Очевидность ее содержания как-то сама собой испарилась, а у меня остались только одни сомнения. В таком состоянии я снова посмотрелся в зеркало. То, что я смог увидеть себя в нем, восхитило меня, но в то же время и оттолкнуло. Как бы я ни сопротивлялся, мой разум понимал, что это я смотрю на себя. Неважно, пьяный я или сонный, я — это всегда я. Через некоторое время мне наскучило.
Признание того, что вы — это вы в отражении. Даже если вы сопротивляетесь, даже если вы отрицаете, этот факт остается неизменным.
— Человек всегда узнает себя в зеркале, — тихо пробормотал Чжухо, и Лим Хёндо согласно кивнул.
— В этом нет ничего забавного, — добавил писатель, резко перескочив в разговоре на животных. — Слоны, как известно, умные животные. Когда вы впервые даете им зеркало, они принимают изображение за противника. Сначала они настороженны, но в конце концов им становится любопытно, и они решают, что хотят подружиться со своим отражением. Я, честно, завидую тому, что животные способны выражать такие разные эмоции по отношению к себе самому. Для людей это немыслимо. В мире людей не так-то просто реагировать на свое отражение в зеркале, потому что вы все равно узнаете в нем себя. Но люди ведь тоже животные. Все это так странно.
— Я хотел стать таким животным, как этот слон, — признался Лим Хёндо, занявшись рыбой на своей тарелке.
«Стать животным. Думал ли я когда-нибудь о том, чтобы стать таким животным?» — подумал про себя Чжухо.
— Я не притворяюсь, что у меня есть ответы на все вопросы. Я много размышлял, задаваясь весь день вопросом, кто же этот незнакомец, чье отражение я вижу в зеркале? Это позволило мне мыслить свободно, без помех. В конце концов я могу провести всю жизнь, пытаясь встать бок о бок с этим человеком, желая завязать разговор. Это восхитительно. Разве это не забавно так поразмышлять над этим?
— Забавно.
«Интересно, смог ли он достигнуть своей цели?» — задался вопросом Чжухо.
— Но все вышло не так, как я надеялся. Я — это все равно я. Поэтому я взял в руки ручку. Это все, что я мог сделать в этом случае.
— И в результате получилась книга под названием «Зеркало».
Лим Хёндо слегка кивнул, приняв объяснения.
Чжухо почувствовал себя скованным. Он представил то, о чем говорил сейчас Лим Хёндо: крошечное помещение без окон и дверей, в которое невозможно было войти или выйти. Независимо от того, открыты глаза или закрыты, он оказывался в одном и том же месте. У него не было ответа на вопрос, когда он освободится. Такую свободу не могла дать даже смерть. Прямо перед его глазами маячила стена, нос почти уперся в нее. В какую бы сторону он ни повернулся, везде были стены одинакового унылого цвета. Старые обшарпанные стены, которые стоят здесь вечность. Он прожил в этих четырех стенах всю свою жизнь. Он пристально вгляделся в поверхность стены. Она начала двигаться, словно живая, пульсируя. Чжухо моргнул. Стена больше не двигалась. Вместо этого в ней появилось отверстие. Медленно Чжухо сконцентрировал взгляд на этом отверстии. Он ошибся. Это было вовсе не отверстие. Это был глаз. Черный блестящий глаз ворона. Стена распахнула клюв… и тут…
…в поле его зрения попала рыба, лежащая на тарелке. Сердце Чжухо учащенно забилось. Он поскорее переключил внимание на белую мякоть. Это была рыба, сервированная на его тарелке. Чжухо поднес кусок ко рту, наслаждаясь ее насыщенным вкусом.
— Это великолепно на вкус.
— Я рад, что тебе понравилось, — Чжухо услышал голос Лим Хёндо, а следом за ним, словно послевкусие, раздалось карканье ворона.
— Наверное, трудно нравиться самому себе.
Лим Хёндо спокойно заметил:
— Трудно любить себя. Проще просто ненавидеть себя настолько, чтобы захотеть убить себя.
Чувство облегчения снова нахлынуло на Чжухо. Улыбаясь, он заговорил, продолжив беседу:
— Так какова же вторая причина? Вы назвали две.
— Однажды на улице я услышал ностальгическую мелодию, — бесстрастно ответил Лим Хёндо. Чжухо сразу понял, что речь шла не только о мелодии. — Это была песня, которую я не слышал очень давно. Как только я ее услышал, все воспоминания, связанные с ней, нахлынули на меня, как будто я никогда их и не забывал. Мелодия этой песни очень прилипчивая.
— Мелодия напомнила мне обо одном человеке.
— Мне тоже нравится его талант.
Чжухо внимательно посмотрел на Лим Хёндо и назвал имя человека, о котором, как он догадывался, шла сейчас речь:
— Кан Воль, писатель.
— Точно.
Пэк Ён Со, Лим Хёндо и Кан Воль были друзьями, которые провели вместе свою юность. Пэк Ён Со и Кан Воль поженились, а Лим Хёндо продолжил оставаться их общим другом. Уйдя из жизни, Кан Воль оставил после себя друга и жену. Так как импульсивность Лим Хёндо была связана с Кан Волем?
— Вкладываний эмоций в написанное, их переваривание — мой друг часто так делал.
С последней фразой все встало на свои места. Почему Лим Хёндо говорил о переваривании эмоций. Он говорил так, будто делился своим опытом. А это значит, что его лучший друг, возможно…
— Кан Воль, этот парень был таким же, как ты.
Он говорил сейчас о Кан Воле.
— Переваривание?
— Верно. Он так и описывал свою работу — мол, его работа заключается в том, чтобы переваривать эмоции, чувства и переживания всем телом и превратить их в произведения с похожим вкусом. Он всегда говорил, что у книг есть вкус. Некоторые из них просто заглатываешь с удовольствием, а другие хочется поскорее выплюнуть. Я никогда не понимал этого его высказывания, но уверен, что ты сможешь.
— Ну, вроде того.
Можно проводить любые аналогии. Если вы не едите, вы умрете. Для Чжухо это вполне сравнимо с писательством. Если есть в спешке, то можно заболеть. А если съесть испорченную еду, то можно получить пищевое отравление. Иногда может требоваться лечебное питание. В любом случае есть нужно. В прошлой жизни Чжухо был период, когда он не мог писать, и тогда он осознал, что для того, чтобы чувствовать себя живым, недостаточно просто дышать.
Сказанное Лим Хёндо было ему понятно. Когда он перестал писать, его «пищеварительная система» перестала нормально функционировать. Эмоции продолжали накапливаться, но переварить их у него не было никакой возможности, что сделало его ленивым и вялым. Вполне естественно, что он не смог жить полноценной жизнью. В конце концов он не выдержал и снова взялся за перо.
«Интересно, Кан Воль был таким же?» — подумал Чжухо.
— Так что я просто попытался подражать ему. Я хотел попробовать писать в его стиле. Другими словами, это было импульсивное решение, — после небольшой паузы Лим Хёндо продолжил: — Но кое-что я все же вынес из этого.
— И что же? — спросил Чжухо.
Опустив взгляд в тарелку, Лим Хёндо ответил:
— Я не должен растрачивать свои эмоции, когда пишу.
— Растрачивать?
— На самом деле мне пришлось взять перерыв на какое-то время после того, как я написал эту книгу. Я был поражен тем, сколько эмоций Кан Воль собирал в себе, вплоть до выскребания их со дна бочки.
Чжухо знал, о каком чувстве пустоты сейчас говорил Лим Хёндо. Это чувство впервые он испытал, когда закончил свою первую книгу. Однако…
— Разве не для этого мы пишем?
— Хм? — озадаченно переспросил Лим Хёндо.
— Это чувство опустошенности. Я тоже его чувствую, но оно быстро проходит. Я снова становлюсь наполненным. Поэтому я и пишу. Это как тратить деньги. Тратить деньги — это весело.
— Тратить деньги. Ха! Ты действительно более зрелый человек, чем кажется на первый взгляд, — заметил Лим Хёндо. Слова Чжухо его позабавили. Затем, недолго думая, он спокойно сказал. — У каждого автора свой путь. Поэтому я не буду пытаться навязать тебе свою точку зрения. Но твой путь может быть немного опасным.
— Опасным?
— Если твоя пищеварительная система выйдет из строя, ты не сможешь больше жить.
Казалось, в комнате внезапно стало темнее.
— Что?
— Я хочу сказать, что такие люди, как ты, которые так погружаются в писательство, обычно ломаются. Кан Волю пришлось пережить немало трудностей.
— Какие трудности? — спросил Чжухо.
Лим Хёндо ненадолго замялся, ответив в конце концов:
— Несварение желудка.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|