Глава 2: Гнев

Глава 2: Гнев

Было уже четыре часа ночи, но она еще не спала, свет в ее комнате горел. Войдя, я увидел, что ее глаза были совершенно красными, словно она плакала. Мне стало ее очень жаль. Я неосознанно теребил край одежды. Прошло немало времени, прежде чем я смог выговорить:

— Я…

Мне было очень трудно произнести эти слова. Если бы небеса дали мне еще один шанс, я бы ни за что так не поступил. Сейчас меня переполняли смешанные чувства и крайняя беспомощность. Видя, что я мямлю, она свирепо посмотрела на меня и наконец спросила:

— Зачем ты это сделал?

Зачем? Я на мгновение замер. Я думал не о том, почему я это сделал, а о том, что ее слова означали: она была совершенно уверена, что это моих рук дело. Она сразу перешла к сути. Мне захотелось от стыда за этот позорный поступок провалиться сквозь землю, залезть под кровать.

Я молчал.

Видя, что я молчу, она снова крикнула:

— Говори, зачем ты это сделал?!

На этот раз она говорила громче, у меня от страха подкосились ноги. Сколько себя помню, я никогда не видел, чтобы она так злилась. Я подумал было сослаться на ту первоапрельскую шутку, которую заранее придумал, чтобы отмахнуться, но после долгих колебаний смог лишь выдавить:

— Прости! Я больше так не буду!

Я думал, что мои искренние извинения покажут ей мое раскаяние, и она успокоится. Но, к моему великому удивлению, она не только не почувствовала моей искренности, но разозлилась еще больше. Из ее покрасневших глаз выдавилось несколько слезинок.

Она быстро встала, подошла ко мне и влепила пощечину. Ударив, она с досадой крикнула:

— Думаешь, извинился — и все?! Это я тебя избаловала своей снисходительностью, вот ты и вырос негодяем, творишь что вздумается!

Я прижал руку к щеке, недоверчиво глядя на нее…

Она впервые ударила меня. Я был ошеломлен. Я не понимал, почему она так разгневана. Я продолжал стоять, поджав губы, послушный, как ягненок, ожидая дальнейшего наказания.

Ее гнев не утихал. Видя, что я молчу, она ударила меня еще несколько раз, каждый раз сильнее прежнего. Она била меня, плакала и ругала, говоря, что я ничего не понимаю.

Я не уворачивался и не оправдывался, позволяя ей, словно обезумевшей, бить и ругать меня. Я принимал любое наказание.

Потом она случайно оцарапала мне лицо ногтем. От боли я скривился. Наконец я не выдержал и крикнул ей:

— Потому что ты мне нравишься!

Эти слова, как перезрелый плод, давно таились в моем сердце, но я собирался дать им сгнить там, никогда не думая, что произнесу их вслух. Но сегодня, видя ее такой необычно разгневанной по непонятной причине, я просто не мог на нее смотреть. Мне было ее жаль, но еще больше я чувствовал обиду. Сказав эти слова, так долго хранившиеся в глубине души, я почувствовал, как спало напряжение.

Услышав эти слова, она замерла. Рука, занесенная для следующего удара, так и осталась висеть в воздухе. Она вся словно окаменела, будто ее заколдовали. Я видел только, как ее растерянные глаза наполнились слезами, которые тут же хлынули ручьем…

Я подумал, что мои слова тронули ее. Я протянул правую руку, чтобы стереть слезы с ее лица, но не успел коснуться ее щеки, как она опомнилась и с силой оттолкнула меня. Отступая назад, она закричала:

— У Хао, ты с ума сошел! Ты понимаешь, какой бред несешь?!

Она кричала до хрипоты, вся дрожа от волнения. Я невинно смотрел на нее. В этот момент я тоже потерял всякое здравомыслие. Подчиняясь лишь своим чувствам, я продолжил:

— Ну и что? Ты мне просто нравишься, что в этом плохого? Я не хочу ни на миг тебя покидать, я хочу всегда быть рядом и защищать тебя!

Она разрыдалась еще сильнее, обзывая меня извращенцем, говоря, что я не должен так думать, что между нами никогда ничего не может быть. Говоря это, она снова в волнении бросилась ко мне, чтобы ударить. Но чем больше она так делала, тем тверже становилась моя решимость. Я верил только своим чувствам, своей ясной любви.

С отчаянной решимостью я снова и снова повторял, что люблю ее, просто люблю. Она устала кричать, устала бить, силы почти оставили ее. Ее глаза были налиты кровью. Мне было больно видеть ее такой. Слезы стояли у меня в глазах, но я не сдавался. Любовь есть любовь.

Вдруг она свирепо посмотрела на меня налитыми кровью глазами, в которых мелькнул зловещий блеск. Стиснув зубы, она сказала:

— Хорошо, У Хао! Ты вырос, да? Стал мужчиной, так? Я тебе нравлюсь, хочешь заполучить меня, верно? Что ж, я исполню твое желание!

Сказав это, она отступила на два шага и начала снимать с себя одежду.

Раньше я мечтал о таком, но сейчас не чувствовал ни радости, ни вожделения. Видя ее страдальческое, решительное выражение лица, словно она шла на казнь, я запаниковал. Неужели я действительно ошибся?

Снимая одежду, она не сводила с меня глаз, полных отчаяния. В ее взгляде я почувствовал дыхание смерти. Казалось, она действительно собиралась отдать свое тело, а потом уйти из жизни.

Моя твердая уверенность начала колебаться. Ко мне постепенно возвращалось здравомыслие. Похоже, пропасть между нами непреодолима. Она — женщина моего брата. Она любит моего брата. Между нами всегда будет стоять мой брат…

В этот момент я увидел в ее глазах отчаяние и ненависть. В моей душе бушевала буря. Я знал, что пришло время сделать выбор. Мои животные инстинкты боролись с разумом.

В конце концов, разум взял верх. Я тут же бросился вперед и остановил ее. Отбросив дурные мысли, я твердо и решительно сказал:

— Хватит! Достаточно! Я знаю, что делать. У меня больше не будет к тебе никаких мыслей, и я больше не буду тебя беспокоить. Живите с братом хорошо. Я буду держаться в стороне!

Сказав это, я развернулся и ушел. В этот момент я испытал странное чувство — облегчение, смешанное с болью. Выходя из ее комнаты, я услышал за спиной громкий плач…

Эта ночь была обречена стать для меня бессонной. Я с трудом принял это решение, не желая ставить ее в неловкое положение. Я решил больше не помышлять о ней. Я знал, что нельзя силой добиться чувств, а соблюдение моральных принципов — основа человеческого поведения. Я не мог предать брата.

В последующие дни я не разговаривал с ней. Жизнь под одной крышей стала для нас обоих очень неловкой.

Позже вернулся мой брат. В тот вечер он вошел в мою комнату. У него было очень серьезное выражение лица. Я никогда не видел брата таким строгим. Из-за совершенного проступка я чувствовал себя преступником, ожидающим допроса. Я не знал, рассказала ли она брату о случившемся, и мое сердце трепетало от беспокойства.

Брат долго смотрел на меня, а потом тихо спросил:

— Тебе нравится твоя невестка?

От этих слов я чуть не рухнул на пол от страха…

Когда это мой брат стал таким прямым? Как он мог так без обиняков задавать такой щекотливый вопрос? У меня перехватило горло, на душе стало горько. Похоже, она действительно рассказала брату. Она все помнит. Наверное, хочет, чтобы брат хорошенько меня проучил. Я тихо хмыкнул, на моем лице появилась горькая усмешка.

Я глубоко вздохнул и тихо ответил:

— Да, нравится!

Произнеся это, я мысленно приготовился к худшему, словно шел на казнь. Пусть грянет буря.

Раз уж брат все знает, я расскажу ему все начистоту. Пусть делает со мной что хочет — казнит или милует, я приму все. В конце концов, это я виноват перед ним. С этими мыслями я вытянул шею, готовый принять удар молнии от брата…