— сказал Артем Георгиевич Миксиф.
«О'Гёдесай» — это новый мутировавший вирус, который может превратить человека в лужу крови за час.
«О'Холшак» — это лекарство от рака, но с большими побочными эффектами, оно разрушает иммунную систему человека и сокращает продолжительность жизни как минимум на сорок лет.
«О'Зафир» — это тоже лекарство от рака, или нет. Если сравнить человека с компьютером, то после его приема происходит форматирование. Оно не только уничтожает раковые клетки, но и обновляет все органы, включая мозг.
— Если продолжительность жизни человека сократится на сорок лет, то какой смысл лечить рак? — сказала Софи Йенсен.
— По крайней мере, можно избавиться от боли, — сказал Синнамон Каммингс.
— Обезболивающие тоже могут это сделать, — сказал Бо-Тагор Гарри Фиск.
— Разве не прекрасно полностью избавиться от боли, не завися от обезболивающих?
Хотя жизнь коротка, каждый прожитый день может быть легким и свободным, — сказал Карл Сокс.
— Оно может сделать человека очень энергичным, чтобы он мог делать все, что хочет, а также улучшить внешний вид. Внешность онкологического больного и здорового человека сильно различается, — сказал Синнамон Каммингс.
— Пациент с раком мог бы прожить десять или четыре-пять лет, но после применения «О'Холшака» может прожить только год, — сказал Йосиму Бо Хойберг.
— Но счастье прожить так один год намного превосходит счастье прожить так четыре-пять или десять с лишним лет, — сказал Синнамон Каммингс.
— К тому же можно выбирать лекарства избирательно, рассчитывая соотношение продолжительности жизни, и применять их только тем, кто после приема лекарства проживет на несколько лет или десятилетий дольше, чем без него, и не применять тем, кто после приема лекарства проживет меньше, чем без него, — сказал Карл Сокс.
— Проблем не только в этом, ты не понимаешь, что это значит? — сказал Шакин Инь Гулмит Джош.
— Мы имеем дело с последствиями злоупотребления и беспокоимся об этом, если допустим к использованию проблемное, несовершенное лекарство.
Если его примет здоровый человек, оно станет орудием убийства.
Ты убьешь человека сегодня, но он умрет только через несколько лет, десять с лишним или даже несколько десятков лет, — сказал Томи Тихенин.
— А как насчет «О'Зафира»?
Он приносит здоровье, обновляет все органы, но при этом стирает память. Разве это не страшно?
Даже если человек жив, он мертв.
Если человек забыл своих родителей, одноклассников, друзей, родственников, коллег, соседей и любимых, забыл свои воспоминания с детства, забыл те незабываемые моменты, то какой смысл в его жизни?
— сказал Синнамон Каммингс.
— Он прав, — сказал Беппе Фио Хайнрих цу Бергер.
— Ты прав, — сказал Джо Цин Веттинер.
— Поэтому «О'Гёдесай», «О'Холшак», «О'Фонтено», «О'Зафир» и другие имеют проблемы, они еще не совершенны, требуют дальнейших исследований для усиления полезных сторон и устранения вредных, нельзя торопиться с производством, — сказал Эрнест Хельмус фон Осецкий.
— Я согласен, что другие действительно еще не совершенны, но «О'Эйзенхауэр», «О'Бергер» и «О'Фонтено» не нуждаются в дальнейшем исследовании, их можно запускать в производство, — сказал Синнамон Каммингс.
— Можно сделать так, чтобы «О'Эйзенхауэр» заставлял расти людей ниже метра семидесяти, а люди выше метра семидесяти не росли ни на сантиметр, иначе в ближайшем будущем на Земле будут только двух- и трехметровые люди, — сказал Шва.
— Ты же знаешь, что такого уровня достичь невозможно.
К тому же люди выше метра восьмидесяти не будут его покупать. Низкорослые люди максимум хотят вырасти до метра девяноста, никто не хочет быть двух- или трехметровым, — сказал Синнамон Каммингс.
— Человеческое тщеславие и жадность безграничны, — сказал Марио Феррарио.
— Я поддерживаю разумное увеличение роста человека, но боюсь, что все станет неконтролируемым и приведет к вымиранию человечества, — сказал Ховханнес Джигхам Саргсян.
— «О'Бергер», самое успешное лекарство для похудения, очень хорошо, ожирение вредно для здоровья, это правда.
Но жадность приведет к тому, что на улицах будут повсюду тощие женщины.
Полные женщины вымрут.
Синнамон, быть слишком худым так же вредно, как и слишком толстым.
Ты либо контролируешь человеческую жадность и тщеславие, либо контролируешь действие лекарства, не возлагай надежды на самоконтроль людей, — сказал Менсур Касумович.
— Не могу представить Святую Неделю и Яну тощими, с желтоватым цветом лица, недоедающими, — сказал Менсур Касумович.
— Что касается «О'Фонтено», он уже очень совершенен, потому что не меняет цвет кожи.
Мы же не можем требовать, чтобы «О'Фонтено» улучшал качество кожи только у людей моложе пятидесяти, а у людей старше пятидесяти нет, чтобы не нарушать возрастной баланс человечества.
Кожа тем лучше, чем лучше, но рост не тем лучше, чем выше.
Но представьте себе, если на улицах будут сплошь семидесяти-восьмидесятилетние красавицы и девяностолетние молодые красавцы, смешанные с людьми двадцати, тридцати, сорока лет, которых невозможно отличить, какое общество это создаст?
А теперь представьте, если вы семи-восьмилетний ребенок, а ваши папа, мама, дедушка и бабушка выглядят одинаково, как вы справитесь со всем этим?
Синнамон, мы не против ваших научных достижений, наоборот, мы их уважаем. Если бы мы были против, зачем ждать, пока исследования увенчаются успехом, а не выступать против с самого начала, когда вы начали работать в этом направлении?
Мы рассматриваем последствия, которые это принесет, — сказал Хой Бо Гёдесай.
Синнамон Каммингс повернулся и ушел.
Толпа постепенно рассеялась.
Наступила ежегодная «Ночь Маски».
Изначально на «Ночи Маски» было правило, что каждый выступающий должен надеть необычный костюм, маску и намеренно изменить свой голос, чтобы никто не мог его узнать. Постепенно это превратилось в то, что необычные костюмы и маски больше не носят, поэтому и менять голос не нужно, но при выходе на сцену для выступления нужно начинать с фраз вроде «Все, что я сегодня скажу, — это полная чушь, бессмыслица, не имеющая никакого научного обоснования, логики и теоретической основы».
В эту ночь, что бы ни говорил человек на сцене — странное, абсурдное, нелепое, полное ошибок, противоречащее теории, — его не будут осмеивать. Это прекрасная ночь для ученых, чтобы раскрепостить мышление и избавиться от ограничений.
— Иногда, когда мы размышляем над проблемой, разве не следует научиться забывать все, что мы уже знаем, и начать мыслить с чистого листа, как невежда, с совершенно новой точки зрения, Мортен? — Говорят, основатель Морт Тойнби однажды сказал это своему другу Мортену Тернасу.
— Да, Морт, — ответил Мортен Тернас.
Чемпионом прошлого года стала Хана-Яна Ширайёва. Она выдвинула идею о том, что «некоторые животные могут эволюционировать в растения, а некоторые растения могут эволюционировать в животных». Она была уверена, что венерина мухоловка, непентес и росянка когда-то были плотоядными животными.
— Яна, о чем ты только думаешь целый день? Я правда не могу тебя понять, мне вдруг кажется, что ты совсем чужая, но я не буду отрицать, что твои дикие фантазии так же велики, как и гениальные идеи любого выдающегося ученого, — сказал Уэйн Брун Гиггс на следующее утро у магазина «Маркус Виртанен все для вас приготовил», обращаясь к Хане-Яне Ширайёвой.
Когда я поднялся на пятый этаж, Стефана Цур Джоли как раз спускалась с трибуны.
Следующей выступала Мия Сноу. Она считала, что жизнь зарождается везде, где есть вода, без помощи органических веществ.
Кунниси рассчитал, что у Солнца есть еще пять спутников за пределами Плутона.
Он считал, что по теплу, магнетизму, объему, массе и другим параметрам небесного тела можно рассчитать, сколько у него должно быть спутниковых орбит.
Предположим, что между кольцом X и кольцом Y находятся безопасные орбиты, а внутри кольца X и за пределами кольца Y — опасные орбиты. Тогда спутники внутри кольца X будут разорваны, а спутники за пределами кольца Y улетят. Таким образом, можно определить, сколько безопасных, видимых и измеримых спутников может иметь небесное тело.
Кольца Сатурна существуют потому, что один из спутников Сатурна попал в опасную орбиту внутри кольца X, был разорван и раздроблен, а его остатки заполнили орбиту, сделав видимыми ранее невидимые орбиты спутников Сатурна.
Софи Шариа Сужиси считала, что вода на Земле является ее собственным достоянием, а не результатом столкновения Земли с кометой.
Я покинул пятый этаж.
Каждый год в это время Уокер становится самым тихим. Ни на всей улице, ни в домах по обеим ее сторонам не горит ни один свет. Густой туман, который не рассеивается круглый год, делает его похожим на давно умерший город-призрак.
Я вышел из выхода справа от дома Егора Канонникова. Прохладный ветер, дующий навстречу, покалывал в носу, резко проясняя разум. Я прошел до левой стороны дома Сноуи Нэнси Гоул, а затем продолжил идти еще двадцать с лишним минут, пока не добрался до края кустарникового леса. Я встал под деревом саподиллы и сквозь редкий туман, при свете едва видной луны, посмотрел на расплывчатые горы вдалеке.
Дерево саподиллы посадил Хокариава Фифи Джокиму. Он сказал, что проживет так же долго, как это дерево.
Оно живо, и он тоже.
Слева сзади раздался тихий звук ломающейся сухой ветки.
— Похолодало, — сказал я.
— Да, — сказал громкий, спокойный голос.
Я обернулся и увидел Кинси, стоящего неподалеку в черном пальто.
— Завтра будет дождь, — сказал Кинси.
— Я надеюсь, что будет солнце, — сказал я.
— Я тоже надеюсь, что будет солнце, но будет дождь, — сказал Кинси.
(Нет комментариев)
|
|
|
|