В коробке лежал корень женьшеня возрастом пятьдесят лет. Бабушка прежней владелицы тела по материнской линии, зная о положении дочери, тихонько передала его Ду Цзинмо в прошлом месяце на случай экстренной ситуации.
Она открыла коробку, взглянула, затем с трудом сползла со стула, вернулась к Ду Цзинмо и, приложив усилия, отломила несколько усиков корня, затолкав их в рот матери: — Скорее ешь.
— Хэ Цзеэр. — Ду Цзинмо в забытьи подняла глаза, полные нежности и жалости, и слёзы хлынули из них. — Хэ Цзеэр... пойдём с мамой...
Сердце Ян Цзинхэ сильно сжалось.
Какое отчаяние и нежелание расставаться должно быть у матери, чтобы она сама предложила своему слабоумному ребёнку умереть вместе с ней?
— Хэ Цзеэр... пойдём с мамой, мама не хочет оставлять тебя...
— Мамочка.
Ян Цзинхэ схватила Ду Цзинмо за руку и произнесла слово за словом: — Нельзя уходить. Если ты уйдёшь, другая женщина займёт твою комнату, будет спать с твоим мужем, тратить твои деньги и бить твоих детей. Ты должна жить, обязательно должна жить.
Все в поместье говорили, что четвёртая госпожа — дурочка. Ей уже шесть лет, а она всё ещё не плачет, не смеётся и даже не говорит.
Но она, принявшая воспоминания прежней владелицы тела, прекрасно знала, что та не была дурочкой. Она просто была от природы медлительной.
То, что она до сих пор не говорила, не смеялась и не плакала, было лишь потому, что ей не с кем было говорить, и не над чем было смеяться или плакать. На самом деле, она понимала дела в поместье лучше всех.
К сожалению, прежняя владелица тела никогда не открывала рта, и теперь, когда она заговорила, язык словно заплетался. После одной фразы она так устала, что вспотела, корень языка ужасно болел, и слюна даже немного неконтролируемо вытекала.
Ян Цзинхэ глубоко вздохнула и с усилием проглотила слюну.
Ду Цзинмо резко распахнула глаза, крепко схватила маленькую ручку Ян Цзинхэ: — Хэ Цзеэр, ты... ты поправилась?
Ян Цзинхэ тяжело кивнула, снова отломила несколько усиков женьшеня и затолкала их в рот Ду Цзинмо: — Ребёнок без матери — как трава, любой может его растоптать. Мамочка, тебе не жаль?
— Ты права... — Ду Цзинмо стиснула зубы, отпустила Ян Цзинхэ и с силой жевала усики во рту. — Я должна выжить... Я не могу умереть... не могу умереть...
Ян Цзинхэ воспользовалась моментом и снова протянула усики женьшеня.
Один корень женьшеня быстро превратился в пустой стебель.
После того как усики попали в желудок, у Ду Цзинмо прибавилось сил, но когда накатили схватки, она застонала и снова потеряла дар речи.
Простая служанка, которую послали за повитухой, так и не вернулась, неизвестно, что с ней случилось.
Теперь оставалось полагаться только на себя.
Ян Цзинхэ нахмурилась, сунула корень женьшеня в руку Ду Цзинмо, снова быстро вбежала в дом, нашла серебряные ножницы и серебряную флягу.
В серебряной фляге был очень крепкий алкоголь.
Ян Цзинхэ принесла всё это к Ду Цзинмо, затем стянула с кровати одеяло, оттащила его к матери и расстелила. Потом с трудом притащила несколько стульев, чтобы заслонить её, и натянула простыню, соорудив простое укрытие.
Этим телом она не могла сдвинуть Ду Цзинмо, так что пока пришлось обойтись этим.
Ду Цзинмо с силой жевала женьшень, откусив половину корня. Жуя, она с трудом переползла на одеяло, легла и снова почувствовала слабость: — Хэ Цзеэр...
— Мамочка, не бойся. — Ян Цзинхэ прижалась к ней, потянулась, чтобы откинуть подол одежды Ду Цзинмо, и с трудом сняла с неё штаны.
— Хэ Цзеэр. — Ду Цзинмо смотрела на Ян Цзинхэ, ей хотелось и плакать, и смеяться.
Её Хэ Цзеэр наконец-то прозрела!
— Мамочка, братик и сестричка ждут тебя, сосредоточься. — Ян Цзинхэ беспомощно посмотрела на Ду Цзинмо и напомнила ей.
S3
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|