Неожиданная удачаⅣ
Кружащееся, теплое Черное озеро.
Гарри не понимал, что с ним происходит. Точнее, сейчас он не обладал ясным сознанием.
Он смутно слышал какие-то звуки: плавный, немного знакомый мужской голос, но более молодой; и женский голос, тоже очень знакомый, нежный.
Такой же нежный, как у мамы, подумал Гарри.
Он молился об этом голосе во множестве ночей.
— Джеймс, смотри, Гарри, малыш, вот-вот откроет глазки, — нежно сказала Лили, держа Гарри на руках.
Джеймс поцеловал жену в лоб: — Уверен, глаза у Гарри будут такими же красивыми, как у тебя.
1980 год.
Это было самое неспокойное время: растущие темные силы, сопротивление на грани краха… К счастью, в этой почти безнадежной ситуации родилась надежда.
Гарри резко открыл глаза, тревожно и настойчиво желая увидеть…
Сначала зрение было затуманенным, все было синим и белым.
Небо?
Неужели я на траве возле Хогвартса?
Под телом ощущалась мягкость и тепло.
Гарри хотел встать или хотя бы сесть… Но он обнаружил, что не может контролировать свое тело. Словно команды, посылаемые его мозгом конечностям и туловищу, совершенно не принимались, или принимались, но не выполнялись.
Полное парализующее заклятие?
Но это не совсем похоже…
Он чувствовал, как его руки и ноги беспорядочно машут и дергаются, но он не мог управлять ими. Даже звуки, выходящие изо рта, не были целыми, понятными словами, а лишь невнятными слогами, словно во рту что-то было.
— Я-я-я… я…
Гарри нервничал из-за этой неподконтрольности, но нервничать было бесполезно. Он не мог контролировать ни единой мышцы своего тела.
Даже пошевелить мизинцем было трудно.
Какое там небо Хогвартса, я все-таки умер… наконец, Гарри отчаялся и подумал так.
Но разве так умирают…
Он мог видеть (хотя и нечетко), мог дышать, мог думать. Кроме того, что он совершенно не контролировал свое тело, не было никаких отклонений.
— Скрип!
Есть звук!
Гарри встрепенулся.
Шаги, похоже, в очень легких и мягких домашних тапочках… Ух, должно быть…
Гарри еще не успел додумать, что именно, как услышал очень нежный и приятный женский голос, говоривший что-то, чего его разум совершенно не понимал, но от чего очень хотелось плакать.
— Гарри, малыш, одеяльце высохло на солнышке, оно пахнет солнцем…
— Мы не скажем папе, что Гарри, малыш, описался. Папа не узнает, — нежно сказала Лили, стоя у колыбели и держа только что выстиранное маленькое одеяльце. — Иди сюда, Гарри, обними меня. Мама сейчас постелит тебе одеяльце.
Гарри почувствовал руки, мягкие, с легкими мозолями, без длинных ногтей — мамины руки.
Он ничего не мог сообразить, мозг замер, но не был пуст, а был переполнен хлынувшими в него мгновенно вещами, не оставляя ни малейшего просвета.
В его голове внезапно возникла фраза.
[Ты возьмешь с собой свое сокровище, и все начнется заново, с самого начала.]
[Место, где все началось, будет и местом, где ты сможешь быть ближе всего к счастью, это будет место, где можно изменить судьбу.]
Место, где можно изменить судьбу… все начнется заново, с самого начала… место, где можно быть ближе всего к счастью…
Гарри почувствовал, что что-то в его голове взорвалось.
Лили подняла Гарри, затем придерживая его за маленькую попку, положила его голову себе на плечо.
Мягкая щечка ребенка прижалась к ее шее, теплая. Лили не удержалась и наклонилась, поцеловав Гарри в щеку.
Лили держала Гарри левой рукой, а правой достала палочку и коснулась одеяльца, лежащего на колыбели. Одеяльце тут же прыгнуло в колыбель и аккуратно расправилось.
— Гарри, малыш, одеяльце теплое, хочешь еще поспать? — Лили только хотела положить маленького Гарри обратно в колыбель, но как только его ножки коснулись одеяльца в детской кроватке, он скривил губки и заплакал: — Уа…
Лили тут же стало жаль его, она поспешно подняла его и прижала к себе: — Что случилось, Гарри, малыш, одеяльце чистое, и оно не мокрое, иди, потрогай пухлой ручкой.
Лили только хотела взять его пухлую ручку, чтобы потрогать одеяльце, как маленький Гарри обхватил ее за шею своими маленькими ручками и крепко обнял маму, не отпуская.
Гарри не знал, что происходит, и не хотел думать об этом.
Перед его глазами словно была пелена, но это не мешало ему узнать этот обнимающий его размытый силуэт.
Мама…
Его руки сами обхватили мамину шею, коснувшись нескольких мягких, пахнущих вишнево-красных волос.
Гарри заплакал еще сильнее, не контролируя себя — он никогда так не плакал.
Насколько он помнил, кроме смерти Сириуса, он никогда не был так… взволнован.
Словно что-то непрерывно вырывалось из сердца, текло по венам по всему телу, и в конце концов превращалось в воду, вытекающую из глаз, и в звуки, вырывающиеся изо рта.
— Ик, ма… ма.
Из его рта вырывались только невнятные, нечеткие младенческие звуки.
— Мама здесь, мама здесь, — Лили непрерывно целовала маленького Гарри в лоб, слегка покачивая его на руках, и нежно успокаивала: — Гарри, не плачь, мама здесь.
Маленький ребенок покраснел, начал икать, а его маленькие ручки сжались в некрепкие кулачки.
— Мама здесь, мама не скажет папе, что маленький Гарри описался, это мамин и Гарри секрет.
— Мама здесь, Гарри, малыш, в безопасности, — Лили нежно покачивала маленького Гарри, ласково целовала его в лоб и напевала красивую мелодию.
Последнее, что осознавал Гарри, было теплое, пахнущее успокоение от мамы.
Он снова тихонько икнул, а затем погрузился в сладкий сон.
Когда Джеймс вернулся домой, он увидел Лили, которая ходила по комнате, укачивая маленького Гарри, и напевала песенку.
— Дорогая, — Джеймс поцеловал Лили в щеку, а затем поцеловал Гарри в щеку.
Лили тихо сказала: — Полегче, Гарри плакал полдня, только сейчас уснул.
Джеймс нежно погладил мягкие волосы Гарри.
— Да, мой сын такой озорной.
Лили: — …
Младший только уснул, а старший уже вернулся. Этот день просто не дает покоя… Лили с улыбкой писала в уме воющую записку.
Хогвартс.
Поднявшись по старинной лестнице замка, пройдя по коридору, произнеся пароль магической каменной статуе, мы можем попасть в кабинет директора. Но сейчас там никого нет, только храп портретов, раздающийся один за другим.
Распределяющая шляпа мирно спала на трехногом табурете.
Сейчас большинство волшебников, магических существ и магических предметов спали, кроме магической книги и магического пера в маленькой запертой башенке наверху, куда никогда не ступала нога студента.
(Нет комментариев)
|
|
|
|