Глава 1: Нюдо с посохом

В эпоху Хэйан сотня демонов бродит по ночам.

Яги снял с плеч бамбуковую корзину, пересчитал содержимое и обнаружил, что собранных сегодня лекарственных трав недостаточно.

Он поднял голову, чтобы взглянуть на небо, намереваясь примерно определить время, но затем вспомнил, что деревья здесь слишком густые.

Корни деревьев уходили в землю, стволы тянулись вверх, листва была густой, солнечный свет не мог пробиться сквозь просветы, лишь блуждал снаружи, подглядывая.

Под ногой хрустнула сухая ветка, и звук «хрусть» испугал его.

Он снова взвалил корзину на спину и продолжил путь с опаской.

Ближе всего к дому была эта гора, но старики из деревни отказывались сюда приходить.

Яги как-то спрашивал о причине, но они лишь бормотали что-то невразумительное или, войдя в дом, запирали дверь, отказываясь говорить с ним.

Яги знал нрав этих деревенских жителей и всегда считал, что все люди такие.

Пока в тот день в деревню не пришел один человек.

Сейчас стояли сильные холода, и все поверх обычной одежды надевали стеганые куртки.

Он слышал, что после совершеннолетия можно носить хитатарэ с круглым воротником и юбкой в тон, как те господа в столице, чьи одежды развевались на ветру, когда они шли.

Поэтому Яги постоянно загибал пальцы, подсчитывая, когда же он наконец станет по-настоящему взрослым. В прошлые годы всякий раз, когда он, выпятив грудь, заявлял, что уже взрослый, отец отвешивал ему подзатыльник.

Отец говорил: — Ты даже считать не умеешь.

Глядя на мужчину, который пришел к ним домой, чтобы отдохнуть, Яги чувствовал себя очень странно.

Девятилетний мальчик ходил вокруг мужчины, его круглые глаза с любопытством уставились на обнаженную грудь незнакомца.

На улице было очень холодно, казалось, даже шел снег.

Снег, падая на лицо, колол больнее иголок; будь это он, он бы закрыл лицо и бесконечно подпрыгивал.

Но этот мужчина был не только с обнаженным торсом, он даже не носил обуви, лишь пояс на талии и серые штаны-юбку.

На шее и конечностях у него были надеты странные предметы, бледно-золотистого цвета, которые при ближайшем рассмотрении заставляли Яги жмуриться.

Когда Яги обошел его сзади, он увидел меч на его поясе.

Меч был продет через пояс и надежно закреплен там.

— Эй, ты кто? — Яги никогда не видел такого цвета волос, но это ничуть не показалось ему странным.

Мужчина был не только красив, но даже его движение, когда он держал чашу с саке, было властным; грудь его была крепкой, лицо не выражало эмоций, только глаза... казалось, при взгляде в них душа вот-вот будет поглощена.

Отец только что подал мужчине подогретое саке, налитое из узкогорлого кувшина, от которого исходил легкий аромат ивы.

Это было их домашнее саке.

Другие семьи варили саке из цветущей сакуры, но их семейная традиция заключалась в использовании того, что было под рукой — ведь прямо у их дома росла большая ива.

Глядя на корявый, раскидистый ствол дерева, он не знал, сколько ему лет, лишь слышал, как отец говорил: — Оно видело, как я рос.

Яги долго ждал, думая, что мужчина спокойно ответит ему, но неожиданно услышал лишь свист ветра, проникающего сквозь щели в деревянном окне.

Он вздрогнул, и тут же чихнул.

Он потер нос и примерно понял, что этот мужчина не из их деревни.

Деревенские дети не любили с ним играть, а взрослые и подавно — они целыми днями сидели взаперти, словно что-то прятали в своих домах.

Мужчина поставил чашу с саке, вытер рот и отвернулся, так и не сказав ни слова.

Яги увидел, что тот снова собирается выйти в метель, и последовал за ним, крича: — Эй-эй, ты откуда? Почему молчишь, ты немой?

Спина мужчины была прямой.

Неизвестно, было ли это иллюзией Яги, но ему показалось, что снежинки наперебой кружатся и поднимаются вокруг мужчины. Хотя в тот момент там были только они вдвоем, он услышал несколько внезапных смешков.

Звонкий смех был приятнее звуков, которые издавали его мама с папой, когда флиртовали по ночам, поэтому он встал на цыпочки и навострил уши.

Эта деревня располагалась у подножия большой горы. Он не знал, что находится на горе, хотя жил здесь с самого детства.

Яги не раз думал, что никогда в жизни не сможет пойти в гору; у него не было к ней никакого интереса.

Он мечтал о Киото. Легенд о столице было так много, и деревенские жители, побывавшие там, так любили хвастаться, что его сердце трепетало от желания увидеть этот город.

В тот момент он думал так же. Он хотел лишь услышать источник смеха, и ничего больше.

Однако в мгновение ока мужчина, который был перед ним, исчез.

Он растаял в ветре и снеге, и его фигуру сменили волны черноты, смешиваясь с белыми снежинками, словно собираясь поглотить всю эту бескрайнюю снежную пелену.

Яги испугался и упал на землю.

Это было в направлении большой горы, и черная дымка устремилась туда.

Смех тоже постепенно удалялся, но один звук задержался у него в ухе, словно насмехаясь над ним.

Яги поспешно закрыл уши, тряся головой, но тот звук словно нарочно дразнил его, проникая сквозь пальцы прямо в барабанную перепонку.

Смех отдавался эхом в его голове, словно в его теле жил не один человек.

Яги испугался этой мысли до смерти и, кувыркаясь и ползком, добрался до дома.

После того дня Яги не выходил из дома три дня.

Отец сказал: — Парень, ты наконец-то стал одним из нас, деревенских. Яги закатил глаза, запихнул приготовленные вещи в карман и подышал на руки.

С тех пор он отказался от мысли поехать в Киото. Он чувствовал, что тот мужчина навредил ему, и теперь ему нужно было объяснение.

— Кто же ты? Ведь я даже имени не спросил, верно?

Прошло три года, и единственным изменением стал возраст Яги.

Если бы сегодня его отец не заболел, он, возможно, все еще был бы таким же робким, как прежде, осмеливаясь говорить, но не действовать, его ноги тряслись бы.

Он и сейчас дрожал, сжимая в руке деревянный посох, который где-то нашел, и со звуком «шур-шур-шур» сметал пожелтевшие листья с тропы.

Яги не умел различать лекарственные травы, он считал, что вся трава выглядит одинаково, поэтому он собрал и колючие сорняки.

В его бамбуковой корзине лежало буквально все, что можно было найти, включая несколько грибов.

Он огляделся, удивленно моргая.

Чуть раньше он заметил, что здесь не одно, а несколько земляных насыпей. Он не слышал от отца, чтобы здесь хоронили мертвых.

Дело было не в том, что ему обязательно нужно было прийти сюда, просто этот деревянный посох словно понимал его мысли, или, возможно, он следовал указаниям этого посоха.

Яги даже дожил до того дня, когда стал подражать онмёдзи из Онмё-рё, складывая печати руками и бормоча: «Пусть Восток станет Западом, а Юг — Севером, кто меня преследует, тот никогда не настигнет...» Он подумал, смогут ли эти заклинания успокоить мертвых?

Это ведь он совершает обряд для мертвых? Наверняка.

Яги гордо встряхнул головой, игнорируя тот факт, что только что вместо «никогда не настигнет» сказал «сможет настигнуть».

В глазах Яги мелькнула грусть; он вздохнул, думая, что ему уже двенадцать, и скоро исполнится двадцать.

У него так и не хватило смелости докопаться до сути, хотя он очень хотел узнать, кто же тот мужчина.

— Хрусть! — Он снова наступил на сухую ветку, и из-под нее выползли несколько дождевых червей, которые один за другим обвились вокруг его лодыжек.

Он бормотал «Убирайтесь, убирайтесь» и изо всех сил колотил по ним деревянным посохом, который держал в руке.

В лесу стало еще мрачнее, и время от времени слышались крики ворон.

Яги примерно знал, что символизируют вороны. Взвесив бамбуковую корзину, он собрался спускаться с горы.

Он поднял ногу, сделал шаг вперед, и вдруг замер, пораженный движением под ногами.

На этот раз это были не черви, а змеи.

Они выползли из-под земли, шипя и высовывая языки, и поползли по его икрам.

Их было, наверное, четыре, каждая с разным узором, и с их тел стекала зловонная слизь.

Яги остолбенел, разинув рот и забыв закричать. Он механически опустил голову и уставился на змей, встречаясь с ними взглядом.