Лися

Лися

В день Лися меня подобрала Чжоу Линъе.

Меня только что выгнала из дома мачеха Цзя Фанмин.

Ни единой вещи с собой, даже двадцати юаней не наскрести по карманам.

Сжимая телефон с двумя процентами заряда, я сидела на корточках у обочины. Не знала, то ли вернуться и снова схлестнуться с Цзя Фанмин, то ли уйти, как бездомная собака.

Пока я раздумывала, появилась Чжоу Линъе.

На ней были розовые шлёпанцы с зайчиками, розовое домашнее платье с длинными рукавами, а в руке болтался большой красный мусорный пакет.

Я заметила её ещё до того, как она увидела меня.

Телефон на последнем издыхании не давал ощущения безопасности. Я вздрагивала от любого шороха, словно спугнутая птица, боясь, что мою и без того несчастную жизнь сделают ещё невыносимее.

Чжоу Линъе выглядела очень беззащитной.

Кожа фарфоровая, глаза большие и круглые, с короткими внешними уголками — классические оленьи глаза, живые и невинные.

Сейчас эти глаза смотрели на меня с потрясением и страхом, будто она внезапно обнаружила рядом людоеда.

Обычно я не из тех, кто легко сходится с людьми.

Но встретившись с ней взглядом, я неловко усмехнулась:

— Чего уставилась? Никогда не видела, как люди ночуют на улице?

Чжоу Линъе честно кивнула.

Я снова усмехнулась. Что ещё оставалось делать?

Прежде чем повисло молчание, она спросила:

— Хочешь пойти ко мне?

Мне захотелось закурить. Но сигарет не было, да и не умела я.

— Зачем? — сухо спросила я.

Выбросив мусор, она закусила тонкую губу, спрятала руки за спину и приподнялась на носочках:

— Я живу одна. А тебе ведь больше идти некуда, правда?

— Правда, — встала я, думая: раз предложила — пойду. Вечером крыши над головой не будет, а кроме почти севшего телефона у меня ничего нет — не ограбит же она меня. Отряхнула пыль с джинсов:

— Пошли. Где твой дом?

Так я оказалась у Чжоу Линъе.

Её дом был в старом пятиэтажном квартале без лифта, прямо рядом с мусоркой, где я сидела. В узком подъезде пыльные таблички на дверях едва виднелись в полумраке.

Она жила на третьем этаже.

Дверь открылась, и в луче света заплясали пылинки. Свет пробивался со старого балкончика справа, где тёмно-синие шторы были задёрнуты не до конца.

Чжоу Линъе отодвинула деревянную балконную дверь, с усилием раздвинула шторы:

— Я не люблю солнце.

Я щурилась от внезапного света:

— Тогда не открывай.

— Ладно, — легко согласилась она, снова задернув шторы, оставив лишь узкую полоску света.

Я неловко стояла посреди комнаты, а Чжоу Линъе взяла меня за руку и повела налево. Её ладонь была необычайно мягкой, пухлой, косточек не чувствовалось вовсе — словно зефир.

В спальне с двуспальной кроватью, застеленной покрывалом в мелкий жёлтый цветочек, ей было неловче, чем мне, незваной гостье:

— Домик маленький... Не против со мной спать?

Я встретилась с её тревожным взглядом, не понимая причины волнения. Она подобрала меня, как бездомного пса, а переживала, будто это ей нужно заслужить моё расположение.

— Конечно, не против.

На её лице явно отразилось облегчение. Она словно очень хотела, чтобы я осталась. Почему?

Взгляд скользнул по тумбочке, где аккуратными рядами стояли пять-шесть броских пластиковых флакончиков.

— Можно твою зарядку? Телефон вот-вот сядет.

— Конечно! — её первый слог всегда звучал неожиданно громко и мягко. Она достала шнур из ящика тумбочки.

Подключив телефон, я наконец пришла в себя и вспомнила о несказанной благодарности:

— Спасибо, что приютила. Иначе ночевала бы на улице.

Она села на кровать, похлопала по покрывалу:

— Садись. Я же сказала — я одна. Если не против тесноты, оставайся.

Я покачала головой: после улицы я была вся в пыли, даже если разрешит — не сяду. А она приглашала на кровать, боясь показаться невежливой. Мне стало неловко.

— Имя твоё не спросила. Я Лу Цижань. А ты?

— Чжоу Линъе, — она скрестила ноги и пальцем вывела иероглифы имени на покрывале. Рукав сполз, обнажив извилистые следы на запястье.

Я сделала вид, что не заметила, и тоже вывела своё имя. Она наклонилась, внимательно разглядывая. Пряди волос упали на лицо, она убрала их за ухо. В движении я уловила аромат шампуня. Задержала дыхание — от меня пахло не так приятно.

— Твоё имя похоже на огонь, — закончив, она выпрямилась, ловко спустила ноги и зацепила шлёпанцы. — И на лето.

Я промолчала. Имя Лу Цижань дала мама, родная. Она растила меня до трёх лет. Однажды повела в парк. Я обожала новую площадку у дома, но там всегда было полно детей. Запомнился паровозик с блестящими вагончиками. Все дрались за место машиниста — самое почётное. Мне, трёхлетке, не тягаться с семилетками. Ни разу не удалось там посидеть. Однажды я ревела от обиды. Мама отругала меня при всех за бестолковость. Больше она меня туда не водила — видимо, стыдно было.

Поэтому в тот день я обрадовалась. Парк был старый, детей почти не было, но паровозик тоже имелся. Правда, ржавый, рельсы в сорняках. Я села в желанный локомотив — никто не отнимал. Не помню цвета или дымящей трубы. Помню только маму на скамейке. Каждый круг я серьёзно махала ей. Как она реагировала? Забылось. Помню лишь, что на последнем круге скамейка была пуста. Я ждала до темноты. Больше маму не видела.

Чжоу Линъе спросила, что со мной. Я очнулась и рассказала про маму. Странное чувство — мы только познакомились, а я уже выкладываю прошлое. Рассказала и про Цзя Фанмин — классическую мачеху, которая мечтала о сыне, но так и не родила. Как спрятала моё письмо о зачислении в университет, не дала денег на учёбу. Как сегодня требовала идти на завод — шесть дней в месяц за три тысячи. Я отказалась, мы поссорились.

Чжоу Линъе слушала внимательно, её оленьи глаза не отрывались от меня, длинные ресницы трепетали. Услышав про письмо, она возмутилась больше меня. И тут я подумала: она страннее. Я бы не пустила незнакомку, не стала бы слушать чужие истории. А Чжоу Линъе не только пустила, но и мягко сказала:

— Всё наладится, Лу Цижань.

Моё имя звучало у неё так естественно, будто мы знакомы сто лет. Я ответила, что надеюсь на это.

S3