Глава 1

Письмо пришло три дня назад.

Янь Цзилоу получил его, будучи студентом Академии Белого Журавля в Хуайнане. Сам он был родом с северо-запада, но уже четыре года жил на юге.

Все эти четыре года брат ежегодно писал ему письма. Он рассказывал обо всем: о вырытом колодце, о построенном доме, о женитьбе на красавице, о рождении жеребенка у их лошади, о том, как их две козы превратились в восемнадцать, и даже о том, как дикие пчелы за домом собрали мед. Все эти подробности, бережно записанные в письмах, делали почтовую станцию самым важным местом в жизни Янь Цзилоу, а письма — книгой, которую он перечитывал снова и снова.

Но этой весной, сколько он ни ждал на почтовой станции, сколько ни всматривался вдаль, вместо долгожданного письма его настигла ужасная новость: брат умер.

Весть принес земляк, друг детства брата. Брат был малограмотен и не умел писать, поэтому все письма писал за него этот друг. Но на этот раз привычный тон исчез, сменившись пугающим рассказом.

Возможно, из желания оградить Янь Цзилоу от лишних переживаний, а может, из-за неких невысказанных обстоятельств, письмо было очень коротким, но в каждой строчке сквозил намек на скрытую причину смерти брата.

Прочитав его, Янь Цзилоу почувствовал, как сердце заколотилось в груди.

Брата погубила женщина.

Он помнил, как два года назад брат впервые упомянул в письме о «ней» — девушке из соседней деревни.

В следующих письмах появлялись новые подробности: как хороша собой эта девушка, как добра, и хотя семья ее была бедна, а родители не отличались покладистым нравом, брат был без ума от нее.

Вскоре пришло новое письмо, в котором брат сообщал, что девушка стала его женой. К письму был приложен ярко-красный иероглиф «двойное счастье» — видимо, обрывок свадебного украшения для окна.

Глядя на этот алый кусочек бумаги, Янь Цзилоу радовался за брата.

Кто мог подумать, что два года спустя случится такое?

Они с братом рано лишились матери. Отец, человек жестокий и склонный к выпивке, постоянно таскал их с места на место, и они жили впроголодь. Брат один на один боролся с невзгодами, и они росли, как сорная трава в поле, поддерживая друг друга.

Старший брат заменил ему отца — никто не понимал этого лучше, чем Янь Цзилоу.

Прикоснувшись к рукаву своего чжидуя, он почувствовал, как леденеют пальцы.

Перед отъездом он простился с учителем. Даже настоятель академии был встревожен и опечален: — Ты всегда был лучшим учеником, первым на экзаменах, впереди — государственные испытания, блестящая карьера… Уйти сейчас — разве это не предательство трудов твоих учителей?

Юноша поднял голову. В полуденном свете его острый нос и красивые глаза казались холодными, несмотря на улыбку. — «Дорога в Даньшань, усаженная тунговыми деревьями на тысячи ли»… Наша Академия Белого Журавля взрастила множество талантов. Я, простой сюцай Цзилоу, недостоин такой похвалы. Я безмерно благодарен учителям за их доброту и никогда ее не забуду. Но в моей семье случилось несчастье, и я должен исполнить свой сыновний долг. Простите меня.

Лицо старика немного смягчилось, и он произнес многозначительно: — В твоем возрасте, что бы ни случилось, нужно ставить учебу на первое место. В конце концов, карьера — главное дело твоей жизни.

— Я понимаю.

— Жду от тебя хороших новостей на экзаменах в следующем году.

Янь Цзилоу внешне согласился, но в душе царила пустота. Он думал, что, уезжая сейчас, не знает, когда сможет вернуться.

С наступлением сумерек зазвонил колокол, и Янь Цзилоу сел на корабль.

Путешествие по воде заняло около двух недель. Когда наступил вечер, корабль пристал к пристани на севере. В этот день как раз проходила ярмарка, и старый лодочник сошел на берег, чтобы купить припасы.

Янь Цзилоу последовал за ним. Все эти дни, пока корабль качался на волнах под скрип весел, его мысли метались, как звезды на небе. Наконец ступив на твердую землю, он почувствовал острую потребность ощутить ее близость.

Он подошел к ближайшей лавке с едой и заказал миску лапши.

Женщина, торговавшая едой, считала деньги у очага. Обернувшись и увидев высокого, широкоплечего юношу с узкой талией, она невольно сглотнула. Ее взгляд скользнул по нему, а язык быстро облизал губы, собирая растекшуюся помаду.

Он сел, но длинная скамья зашаталась. Оказалось, у нее не хватало ножки. Янь Цзилоу пересел за другой стол и взял из корзины пару бамбуковых палочек. Увидев, что кончики палочек почернели, он достал из рукава платок и тщательно протер их. В этот момент женщина принесла лапшу.

Она подала ее в черной глиняной миске. Из-за жирных пятен края миски блестели, оттеняя белизну рук женщины, словно молоко, и делая еще ярче алую краску на ее ногтях.

Красивые руки и кокетливое «господин» делали женщину еще более привлекательной. Но длинные красные ногти на больших пальцах, погруженные в светлый бульон, словно капли крови, плавающие в тусклом свете масляной лампы, выдавали недобрый умысел.

Янь Цзилоу, не поднимая головы, вспомнил о смерти брата. Его затошнило, он положил палочки, бросил на стол монеты и с мрачным лицом ушел.

Несколько пар глаз проводили его взглядом, пока он не скрылся из виду.

Он зашел в другую лавку, где торговали лепешками. Хозяйка, седая старуха, узнав, что он был в лапшичной, замахала веером: — В той лавке лапша — всего лишь приманка. На самом деле там промышляют вымогательством. Хорошо, что господин вовремя ушел, а то бы сейчас не стоял тут целый и невредимый, а лежал бы на дне реки.

Янь Цзилоу поблагодарил старуху, заплатил за лепешки больше, чем нужно, и, проходя мимо лапшичной, увидел, как женщина в светло-зеленой кофточке, из-под которой виднелась белая грудь, стоит, прислонившись к навесу, и смеется, наблюдая, как двое крепких мужчин избивают палками старика.

Янь Цзилоу вдруг вспомнил о женщине, погубившей его брата. В его воображении возник образ такой же распутной красотки, как хозяйка лапшичной, и сердце наполнилось ненавистью.

Под градом ударов старик жалобно молил о пощаде. Янь Цзилоу так и подмывало вмешаться, словно этот старик был его братом, которого мучают неверная жена и ее любовник.

Капли крови брызнули на его туфли. Он очнулся, как от сна, достал платок и стер кровь, словно снимая старую кожу.

Вернувшись на корабль, он не застал там никого. На берегу мерцали огоньки рыбацких лодок, а вдали слышались звуки музыки и барабанов. Ветер доносил запахи травы и реки. Слова пьесы были неразличимы, но мелодия звучала печально и тоскливо.

Следуя за звуками, Янь Цзилоу добрался до ярко освещенной сцены.

Издалека он увидел старого лодочника, сидящего в первом ряду и с удовольствием попыхивающего трубкой, покачивая головой в такт музыке.

Янь Цзилоу бросил на него взгляд, прошел сквозь толпу и сел сзади.

Янь Цзилоу не был любителем развлечений. Пока другие студенты посещали увеселительные заведения или, в лучшем случае, проводили время в театре, он корпел над книгами, отрешенный от мира. Самым дальним местом, куда он выбирался, были дома знатных людей, где он служил секретарем, составляя документы и шлифуя тексты.

Поэтому он мало что смыслил в подобных зрелищах. Слушая душераздирающие вопли актера на сцене, столь непохожие на нежные мелодии юга, он не выдержал и спросил у соседа, что за пьесу играют.

— Сейчас идет отрывок из «Павильона льва» — «Убийство У Суном невестки». Это история о том, как Пань Цзиньлянь, жена У Далана, изменила ему с Си Мэньцином. Они вместе отравили У Далана, а его брат, Эрлан У Сун, узнав об этом, убил Си Мэньцина и казнил Пань Цзиньлянь, отомстив за брата…

Сосед продолжал рассказывать, но Янь Цзилоу уже не слушал. Окружающие звуки то приближались, то удалялись, то становились громче, то тише, а сцена вдруг померкла. В его душе воцарился холод.

Внезапно заиграл суона, и на сцене, словно на бескрайнем небе, вспыхнули звезды.

— Первый удар — за твоих родителей, которые не научили тебя стыду.

— Второй удар — за моего брата, чью жизнь ты отняла.

— Ты не должна была якшаться с Си Мэньцином, предаваясь разврату. Ты отравила мужа, и твой грех непростителен. Третий удар — твоя смерть…

После этих трех фраз зрители словно растворились в ночной тьме. Янь Цзилоу слышал только свист ветра. Книги и кисти в его сумке вдруг стали ножами, жаждущими обрушиться на головы изменников. Он застыл, кровь прилила к голове, и ему казалось, что он горит в огне.

Вскоре представление закончилось, и все происходящее показалось ему сном.

На сцене догорали свечи, мерцая на ветру. Актриса, игравшая женскую роль, стирала грим. Под сценой несколько детей и пара бродячих собак подбирали зерна, которые рассыпали богатые зрители. Дети толкались, кто-то заплакал — тоненький, слабый плач, словно эхо только что прозвучавшей печальной песни.

— Господин, пора в путь, — сказал лодочник.

Янь Цзилоу очнулся, чувствуя опустошение. Он посмотрел на свои руки: кулаки были сжаты до побеления, напряженные сухожилия тянулись вверх по худым рукам, а на предплечьях вздулись вены, словно туго натянутые струны. Поднялся сильный ветер, завывая в стенах полуразрушенного храма. Янь Цзилоу зашагал на северо-запад.

Он возвращался домой, чтобы покарать коварную вдову своего брата.

Он застанет ее с любовником и совершит правосудие.